В поисках агента. Записки офицера КГБ - Грегори Файфер

В июле я вместе с Еленой, Аленой и моим внуком Иваном поехали на отдых на Кипр. Однажды, когда мы возвращались в отель с пляжа, ко мне подошел молодой человек в шортах.

— Виктор? — спросил он.

Это был Майкл Рошфорд.

— Майкл! — воскликнул я, изобразив что-то похожее на радость и удивление. — Что Вы здесь делаете?

Елена и Алена вошли в отель, а я с американцем сели около входа. Я был не очень удивлен, увидев Рошфорда снова, хотя и не ожидал, что это может случиться здесь, на Кипре. Эти парни из ФБР — серьезные ребята и знают свое дело. Они легко не сдаются.

Ответ американца на мой вопрос, как ему удалось меня найти, можно было легко предугадать: «Мы располагаем возможностями для получения такого рода информации».

Когда Елена позвала меня обедать, Рошфорд предложил встретиться в его отеле. Я сомневался, что на Кипр он приехал один, но, тем не менее, согласился. Понимая, что весь наш разговор будет записан, я решил попытаться в этой психологической дуэли дать ему решительный бой. Появившись на следующий день у него в отеле, я предложил Рошфорду проехаться на арендованной мною машине по окрестностям. Предложение, очевидно, нарушило его планы, но он согласился.

Мы провели в машине около двух часов, говоря о разных пустяках. Рошфорд знал, что я ему скажу, а я знал, что он от меня хотел услышать. Вернувшись в его отель, мы прошли в ресторан пообедать. Когда я видел его в последний раз в Вирджинии, он вел себя как хороший профессионал. Сейчас, будучи в другой стране, он испытывал серьезные затруднения. Из разговора я понял, что ФБР не имеет новых сведений об «Источнике». Рошфорд не был оригинален — опять те же самые имена и то же самое предложение ФБР мне. Естественно, опять мой отказ, и опять американец остался с тем, с чего начинал.

5

Рошфорд ушел от моего вопроса, как удалось ФБР найти меня на Кипре. Вполне вероятно, это могло быть сделано через возможности американцев в Москве, но я подозревал другой источник. Когда Алена призналась, что ее американский друг спросил у нее, где она будет летом, чтобы прислать ей цветы к ее дню рождения, у меня не осталось сомнений, как все было дальше.

Поэтому, когда в сентябре Алена позвонила из Калифорнии и сообщила, что ее американский друг сделал ей предложение и она его приняла, я был сражен этой новостью. Естественно, решать должна была она. Поскольку она настаивала на своем, я мог только порадоваться за нее и надеяться на лучшее. Мы с Еленой приняли приглашение молодых прилететь в Калифорнию на свадьбу.

Елене и мне жених Алены понравился с первого взгляда. Он знал о моем прошлом, и это, казалось, его меньше всего интересовало. Свадьба на побережье Тихого океана была захватывающим зрелищем. У нас с Еленой было ощущение, что мы участвуем в съемках голливудского фильма. После торжества мы поехали на квартиру молодоженов. Через полчаса в дверь постучали. На пороге стоял Майкл Рошфорд. Я выругался про себя, что он выбрал для своего визита такое неподходящее время, но согласился встретиться с ним на следующий день в городе. Я не хотел, чтобы у моей семьи были из-за меня какие-либо неприятности.

Я приехал на место встречи минут на пятнадцать раньше, взял в баре кружку пива и стал обдумывать мои ответы на вопросы, которые ожидал услышать. Когда подъехал Рошфорд, он, как ни странно, больше не поднимал тему моей помощи ФБР и не упоминал наши прошлые встречи. Вместо этого он сказал, что в ФБР опасаются, как бы я не стал убеждать мужа Алены начать сотрудничать с российской разведкой. Я ответил, что муж моей дочери теперь является полноправным членом моей семьи и я не сделаю ничего, что могло бы причинить неприятности или страдания моей дочери.

Я расстался с Рошфордом с мыслью — возможно, впервые за все сорок лет моей профессиональной жизни, — что я больше не являюсь офицером разведки. Я был пенсионером, который приехал в Соединенные Штаты в качестве простого туриста, чтобы погостить у своей дочери и ее мужа — моего зятя. Я больше не чувствовал за своей спиной силуэт мощной разведывательной организации. Никто больше не следил за мной и не контролировал мои действия. А если это было и не так, меня это больше не беспокоило. Я приобрел и ощутил неизведанное мною ранее чувство свободы.

Вскоре после окончания двухгодичной программы в Университете Монтеррейя у молодоженов родился сын, которого они назвали в честь меня Виктором, и в июне они все прилетели в Москву, чтобы провести с нами вместе лето. Они планировали вернуться в Калифорнию в августе. Однако случилась беда — сгорела любимая всеми нами дача. Я менял крышу дома, и нанятые рабочие, которые этим занимались, очевидно, сделали некачественный монтаж электропроводки на чердаке. Вся семья была в саду, занятая приготовлением шашлыка, когда вспыхнул огонь на чердаке, которого сразу никто не заметил. Когда спохватились, было уже поздно, и дом сгорел дотла на наших глазах. Пожар заставил Алену с семьей отложить отъезд и остаться в Москве, чтобы помочь построить новый дом. Сейчас они с мужем живут и работают в Москве, а два Виктора — я и мой внук — стали неразлучными друзьями. В октябре 2006 года у Алены с мужем появился еще один сын — мой внук Майкл.

6

За последние годы в мировых средствах массовой информации появилось множество версий, как ЦРУ искало и нашло Эймса и Хансена. Согласно одной из них, утечка произошла, когда Бака-тин приказал разобраться в финансах Второго главного управления КГБ, которое якобы поддерживало действия ГКЧП. Каких-либо финансовых нарушений найдено не было, но предположительно в ходе проверки были обнаружены документы, подтверждавшие выплаты больших сумм за границу, которые в конечном итоге были прослежены до их адресатов.

Практически это было совершенно невозможно сделать. Когда я работал с агентом, о котором мне лишь было известно, что его зовут Рамон Гарсия, в очередном донесении в Центр, где я отчитывался о проведенной с ним операции, высказывалось предложение о выплате ему соответствующей суммы денег. Затем из резидентуры эта информация в виде шифротелеграммы посылалась на имя начальника управления «К», который докладывал ее содержание Крючкову и получал соответствующее указание. Если начальник ПГУ соглашался с предложением резидентуры, он на телеграмме писал «разрешаю», о чем сообщалось в Вашингтон. Только после этого резидентура направляла запрос в финансовый отдел ПГУ, присылавший после этого нам накладную на требуемую сумму денег, которую надо было должным образом заполнить. При этом запрещалось указывать как оперативный псевдоним источника — получателя денег, так и страну, в которой он находится. В накладной содержалась лишь общая фраза о цели выплаты денег — «в соответствии с указанием начальника ПГУ от (дата) резидентура просит выслать (указывалась требуемая сумма)». Я подписывал накладную без указания моего местопребывания, и она с диппочтой пересылалась в Центр. Финотдел ПГУ получал из Министерства финансов необходимую сумму, упаковывал деньги, обращая внимание, чтобы на них не было никаких отпечатков пальцев, и опять диппочтой деньги пересылались в резидентуру. Нигде не оставалось никаких следов, куда высылались деньги, за исключением моего формального запроса, источник которого нельзя было проследить. После передачи агенту денег об этом ставился в известность Центр; естественно, какие-либо подтверждающие этот факт документы, вроде расписки, отсутствовали. Вся эта сложная система в определенном смысле работала на доверии.