Призраки русского замка - Владимир Большаков

– А это что, во Франции – статья?

У Бросса даже судорогой свело правую руку – так ему захотелось врезать этому подонку со всего маху в челюсть. Но он сдержался и ответил спокойно, как мог:

– В общем, да. И если бы ваша мачеха осталась жива, ей пришлось бы отвечать по закону за кровосмесительный половой контакт с несовершеннолетним. Статья эта звучит, кажется так. Ну, а что касается вас… То вы в данном случае жертва. Хотя, зная о ваших похождениях на Сен-Дени, я этот термин к вам применить никак не могу. Впрочем, я не намерен читать вам мораль, молодой человек. Я веду расследование целой серии убийств, и мне не до этого. Я хочу узнать истину. И я рано или поздно ее узнаю. Но пока мы медлим, те, кто должен ответить за все эти ужасные преступления, могут скрыться и в конечном счете уйти от ответственности. Вы знаете больше, чем говорите, и виновны куда меньше, чем на себя наговариваете. Почему? Кого вы выгораживаете? Кто вас так напугал? Корсиканец? Он что, к этим убийствам причастен? Вспомните, как он обрадовался, когда вы взяли всю вину на себя. В ваших же интересах рассказать мне именно сейчас, как все было в действительности. Против вас слишком много улик для того, чтобы посадить вас за решетку, и при этом надолго. Но если вы решили сыграть роль козла отпущения, то все те, кто виновен в смерти ваших родителей и их гостей, останутся на свободе и прольют еще много крови. Давайте все же поговорим откровенно. Я не буду составлять протокола, не буду заставлять вас подписывать показания. Я просто хочу понять…

Юрий рассказывал свою страшную историю тихим спокойным голосом, будто заученный урок. Он уже не срывался на истерику. Не рыдал от отчаяния. Казалось, что он говорит не о себе, не о том, что натворил и чему стал свидетелем, а о ком-то другом, в другой стране, далекой от Франции и Манга…

Впервые он увидел Валю, когда приехал к отцу во Францию. От матери, с которой отец развелся за два года до этого, он о ней слышал только то, что это «девица себе на уме» и что «не на отца она польстилась, а на его деньги».

Валя Малинина жила во Франции давно – она туда приехала совсем еще ребенком в суровые советские времена вместе со своими родителями. Они проработали в торгпредстве с небольшими перерывами лет пятнадцать подряд. Года за три до того, как Союз развалился, Малинину предложили уйти на пенсию. Он ушел, но в Москву не вернулся, а получил как-то высочайшее разрешение поработать уже не в торгпредстве, а на той самой фирме, которая с его помощью за эти годы получила от Москвы такие подряды, что из заштатной парфюмерной фабрики превратилась в гиганта мировой косметики. Французы умеют платить добром за добро. Малинина не забыли. Он получал теперь достаточно, чтобы жить в Париже безбедно. Но старика грыз комплекс неполноценности, когда он видел, как сорили деньгами в Париже новые русские. Они привозили с собой доллары в полиэтиленовых пакетах и, как в известном анекдоте, показывали женам на пальцах перед походом в магазин не цифру, а высоту долларовой стопки: «Возьми вот столько…».

Мать все время ныла, что денег не хватает, – в дешевый посольский магазин их уже не пускали. Но больше всего они возмущались тем, что со всех заработков во Франции приходится-таки платить налоги… Валя между тем потихонечку закончила лицей, поступила на литфак в Сорбонну, но через год вылетела оттуда за непосещаемость. Она стала пропадать в полубогемных компаниях, где курили травку, до утра тусовались в мюзик-барах и баржах-салунах на Сене и где слово «приятель» совершенно нормально воспринималось как синоним слова «любовник». Родители уже всерьез подумывали о том, как бы отправить ее в Россию на перевоспитание. Моховой оказался для нее спасением. Он предложил Малинину, как старому торгпредскому знакомому, дать дочке подработать. Она провела три дня с Моховым и с делегацией из Москвы, а на четвертую ночь, проводив гостей, оказалась в квартире у Мохового, да там так и осталась, благо его половина была в то время в Москве. Моховой вскоре после этого быстро развелся с женой, и они с Валей обвенчались в храме Александра Невского на рю Дарю, который прежде русские обходили за версту как «цитадель белой эмиграции». Но все меняется. В России быть эмигрантом стало модно, а белым – так даже престижно.

Дела Мохового быстро шли в гору. «Ты приносишь мне удачу», – говорил он Вале. Удача у него была. Но и работал он по 15–17 часов в сутки. Уставал. Стал много пить. И время от времени, как стала замечать Валя, покуривал травку. Она тоже. Жизнь шла на бешеных оборотах. Моховой часто уезжал в какие-то странные командировки то на Ближний Восток, то в Африку, то в Югославию. Валя подолгу оставалась одна на вилле «Мандрагора», куда они окончательно переселились из Парижа. Там компанию ей составляли только охранник, из которого слова нельзя было вытянуть, да Степан, комендант из «Русского замка», со своей женой, которые приходили к ней убирать виллу и готовить еду. Старых ее друзей Моховой не любил, а ее стариков приглашал редко. И когда Моховой объявил ей, что выписывает из Москвы сына, чтобы он мог жить и учиться во Франции, она искренне этому обрадовалась. Ей казалось, что он взяла с ним правильный тон. Они были «подружки». У них были свои секреты. Они уходили, если в доме был Моховой или посторонние, в другие комнаты «поговорить о своем, о девичьем». Валя любила подурачиться. Она мазала Юре губы губной помадой, наводила ему полный макияж, увешивала украшениями и обряжала его в свои платья и парики. «А ты у меня хорошенькая!» – покатывалась она со смеху. Юра хохотал вместе с ней, когда им удавалось вместе обмануть отца и тот спрашивал: «Это что у тебя, новая подруга?».

Валя искренне считала, что Юра платит ей взаимностью. Во многом это было так. Но Юра с детства рос мальчиком непростым. Ему с генами передалась жадность матери, хотя, в отличие от нее, он никогда не жил в бедности. Мать его до того, как вышла замуж за Мохового, познала все то унижение, через которое прошли миллионы ее сверстниц, не имевших годами никакой возможности купить себе что-нибудь приличное из одежды и обуви. И потому что денег не было у родителей. И потому что в магазинах было шаром покати. Отец часто говорил Юрию: «Ты – мой наследник. Здесь все твое». Со временем Юрий стал так воспринимать и Валю. Как свою собственность. В нем уже проснулся самец. В свои шестнадцать он успел не раз побывать на Сен-Дени, где и познакомился с Анжелой. В посольской школе, кроме его ближайших дружков, с которыми они бродили по злачным местам Парижа в поисках приключений, об этом никто, естественно, не знал. Ни Валя, ни отец тоже не догадывались. Он для них все еще был «бэбэ». Однажды, проводив отца в очередную командировку в Россию, Валя приехала из Парижа навеселе. Она надела халатик, улеглась на диване перед телевизором и попросила Юру принести ей чего-нибудь выпить. Он смешал ей водку с соком грейпфрута, и Валю окончательно повело. На правах «подружки» он проводил ее в спальню, снял с нее халатик и накрыл одеялом. Его била дрожь. Под халатиком у Вали не было даже стрингов. Мачеха была необыкновенно хороша собой. Он походил по комнате. Выпил виски – в отсутствие отца он уже научился пользоваться втихую его баром. Валя тихо посапывала, заснув крепким сном. Юрий разделся и пошел в ванную, принял душ. Валя ничего этого не слышала и продолжала мирно сопеть. Юрий плохо соображал, что делает. Он хотел эту женщину. Она должна была, наконец, стать его собственностью. Пусть хотя бы на время, на эту ночь. Юрий прокрался в отцовскую спальню буквально на цыпочках, тихо сбросил халат и подлез под одеяло. Он обнял ее со спины и положил ей руку между ног. Не проснувшись поначалу, Валя позволила ему войти… Лишь почувствовав в себе его твердую и горячую плоть, она осознала, что произошло, но была не в силах пошевельнуться и отбросить его от себя. Она была слишком пьяна и только горько и безутешно рыдала, а он еще долго не отпускал ее, пока сам окончательно не выбился из сил… Утром она сама пришла к нему. Так начался их столь же мучительный, сколь и отвратительный роман. Когда отец приезжал, Юра мстил Вале за близость с «предком», сбегая то к Анжеле, то к своим школьным подружкам. Но, едва появилась квартира в Лаваре, кстати, по Валиной инициативе, они стали встречаться, даже когда отец был во Франции. Моховой ничего не подозревал. Валину холодность он объяснял тем, что с ней у него уже редко что получалось. Дорогие проститутки – непременный атрибут всех деловых командировок новых русских – приучили его к сексу экстра-класса, на который непрофессионалки не способны. Да и возраст давал себя знать. И регулярное пьянство…