На повестке дня - Икар - Роберт Ладлэм

Сквозь толщу воды до него смутно донеслись какой-то шум и крики. Эван остановился на середине бассейна и встал, тряся головой. Незваным гостем оказался Сабри, но не тот Сабри, которого он всегда знал. Доктор философии средних лет из Дубая, обычно спокойный, сейчас был взбешен, хотя отчаянно пытался держать себя в руках. Правда, у него это плохо получалось.

— Ты должен уехать! — закричал Сабри, когда Эван протер глаза.

— Что... что такое?

— Оман! Маскат! Эта история идет по всем каналам, на всех станциях! Показывают даже твои фотографии, где ты одет как араб. В Маскате! И радио, и телевидение все время прерывают свои программы, чтобы сообщить о самых последних обстоятельствах! Газеты задерживают дневные выпуски в ожидании дальнейших подробностей...

— Господи Иисусе! — взревел Кендрик, выскакивая из бассейна.

Сабри обернул его полотенцем.

— Все эти репортеры и прочая публика, без сомнения, будут здесь через несколько минут, — сказал он. — Я снял телефонную трубку, а Каши загружает нашу машину... прости, машину, которую ты нам так великодушно предоставил...

— Оставь эту ерунду! — закричал Эван, устремляясь к дому. — Что твоя жена делает с машиной?

— Загружает в нее твою одежду, которой хватит на несколько дней, если понадобится. Твою машину могут узнать; она всегда в гараже. Я предположил, что тебе нужно время на размышление.

— Чтобы спланировать парочку убийств! — согласился Эван, пробегая через дворик и взбегая по лестнице. Доктор Хассан шел за ним по пятам.

— Как, черт побери, это произошло? Вот проклятие!

— Боюсь, это только начало, друг мой!

— Что-о? — Кендрик ворвался в огромную спальню окнами на бассейн, подлетел к комоду, принялся в спешке выдвигать ящики, выхватывая из них носки, нижнее белье, рубашку.

— Станции приглашают всевозможных людей, чтобы те дали свои комментарии. Конечно, самые хвалебные.

— Ну что они еще могут сказать? — Эван надел носки и трусы, в то время как Сабри разложил чистую рубашку и подал ее ему. То, что они землю роют для своих дружков-террористов в Палестине? — Кендрик надел рубашку и, подбежав к стенному шкафу, резко выдернул оттуда брюки.

В комнату вошла жена Сабри, Каши.

— Извините! — воскликнула она и отвернулась.

— Нет времени для церемоний. Каши, — закричал конгрессмен. — Как ты управилась с одеждой?

— Возможно, ты взял бы другие вещи, дорогой Эван, но эти тебе помогут скрыться, — ответила хорошенькая женщина с озабоченным видом. — Я подумала: где бы ты ни был, ты сможешь позвонить нам, и я привезу тебе все, что надо. Моего мужа знают многие газетчики, а меня не знает никто. Я всегда держусь незаметно.

— Твой выбор, не мой, — сказал Кендрик, надевая куртку и возвращаясь к комоду за бумажником, кошельком и зажигалкой. — Мы, возможно, закроем это место. Каши, и вернемся в Колорадо. Там ты сможешь стать официальной хозяйкой моего дома.

— Ох, это безрассудно, дорогой Эван, — хихикнула миссис Хассан. — Это неприлично.

— Профессор Сабри, когда ты ее обучишь? — Кендрик провел расческой по волосам.

— Когда это она будет меня слушать. Но у наших женщин есть преимущества, о которых мы, мужчины, понятия не имеем.

— Ну, пошли же!

— Ключи в машине, дорогой Эван...

— Спасибо, Каши, — произнес Кендрик, выходя из комнаты и спускаясь по лестнице вместе с Сабри. — Скажи, — продолжал он, пока двое мужчин пересекали галерею по пути в большой гараж, в котором стоял его «мерседес» с откидным верхом и «симаррон-кадиллак» Хассана. — Как много им известно?

— Могу лишь сравнить то, что я слышал, с тем, что мне рассказывал Эммануил, потому что ты не говорил буквально ничего.

— Не думай, что я хотел что-то от тебя скрыть...

— Пожалуйста, Эван, — перебил его профессор. — Сколько лет я тебя знаю? Тебе неудобно хвалить себя, даже косвенно.

— Хвалить, черт побери! — Кендрик открыл дверь гаража. — Провалиться мне на этом месте! Меня собирались бросить на корм рыбам в Катаре, привязав к спине истекающую кровью свинью! Я уже был мертвецом! Не я, а другие спасли мою сверхуспешную задницу.

— Без тебя они ничего не смогли бы сделать...

— Оставь это. — Эван прислонился к дверце «кадиллака». — Как много им известно?

— По-моему, очень мало. Ни йоты из того, что рассказал мне Эммануил — даже не принимая в расчет обычных для него преувеличений. Журналисты охотятся за подробностями, а их, очевидно, не будет.

— Это ни о чем мне не говорит. Почему, когда мы выходили из бассейна, ты сказал, что это только начало?

— Из-за человека, у которого брали интервью. Он охотно вышел из дома; очевидно, это твой коллега в подкомитете по делам разведки в палате представителей, конгрессмен по фамилии Мэйсон.

— Что, Мэйсон? — Кендрик нахмурился. — У него большой участок земли в Талсе или Фениксе — забыл, где именно, — но он ноль. Несколько недель назад его хотели тихо убрать из комитета.

— Вряд ли его так представили, Эван.

— Уверен в этом. Что он говорил?

— Что ты — самый проницательный, самый выдающийся член комитета, которого все уважают и к которому прислушиваются.

— Вот дерьмо собачье! Я всего лишь задал ряд вопросов, но не так уж много; и потом, не думаю, что мы с Мэйсоном когда-нибудь говорили друг другу что-либо, кроме «здрасьте». Вот дерьмо собачье!

— Еще по всей стране...

Визг тормозов машины, остановившейся перед домом, потом еще одной провал тишину закрытого гаража.

— Боже милосердный! — прошептал Эван. — Меня загнали в угол!

— Еще нет, — возразил доктор Хассан. — Каши знает, что слать. Она примет первых визитеров. Говоря, между прочим, на иврите, и проведет их в солярий. Притворится, что не понимает их, и таким образом задержит — конечно, всего на несколько минут. Поезжай, Эван, и лучше по проселочной дороге на юг, пока не доберешься до шоссе. Через час я положу телефонную трубку на рычаг. Позвони нам. Каши привезет все, что тебе понадобится.

Кендрик набирал и набирал номер, нажимая на рычаг каждый раз, как только в трубке раздавались гудки «занято». Наконец, к своему облегчению, услышал, что линия свободна.

— Резиденция конгрессмена Кендрика...

— Это я, Сабри.

— Сейчас я на самом деле поражен, что ты дозвонился. И еще рад, что смогу снова снять трубку.

— Как дела?

— Плачевно, друг мой. И у тебя в офисе, и дома в Колорадо. Все в осаде.

— Откуда ты знаешь?

— Отсюда никто не уедет. Эммануил, как и ты, наконец дозвонился до нас, изрядно богохульствуя. Жаловался, что почти полчаса не мог к нам пробиться...