Обед у людоеда - Дарья Донцова

– Значит, голубчики, все вы тутубийцы, – припечатал Дубовский, – сволочи и гады, змеи ползучие,прямо настоящий террариум друзей.

– Я – нет, – быстренько сказалаЗюка. – Люба сама себе горло перерезала, честное благородное, только вототкуда Жанка про все узнала?

Родион глянул быстро на Дубовского.

– А у Малышевой был роман, подчеркиваю –роман, а не «бизнес-встреча» – с одним бывшим милиционером, который собрална многих приятелей досье, так, на всякий случай. Мент этот по пьяной лавочке иболтнул Жанке кое о ком.

Дубовский нагло прищурился и заявил:

– Надо же! Очень интересно!

– Теперь, когда все закончено, –спокойно продолжил Родион, – пора расставаться.

На свет вновь явился пейджер.

– Мы готовы, – произнес Громов.

Дверь в комнату распахнулась, и на порогепоявилась группа людей в штатском и несколько милиционеров.

– Понятые все слышали? – осведомилсяГвоздь.

– Да, – отрывисто ответил мужчина всером костюме.

Увидев его лицо, я чуть не упала под стол.В комнате стоял мой ближайший друг Володя Костин.

– Володечка, – робко сказала я.

– Дома побеседуем, Лампа, – сердитобросил майор и велел: – Давайте, господа душегубы, выходите по одному.

Валерию и Бориса Львовича увели. Зюка ушла навторой этаж и, очевидно, рухнула с мигренью в кровать, Ириша, радостно напевая,убежала. Куда делись Андрей Корчагин и Дубовский, я не заметила. Мы с Родиономостались одни. Громов преспокойно налил себе рюмку коньяка.

– Ну и зачем вам понадобилось наниматьменя? – сердито поинтересовалась я.

– Эффект палки, – рассмеялся Родион.

– Что?

– Ну, когда засовывают в змеиную нору коли поворачивают там его пару раз, гады быстро расползаются в разные стороны. Тысо своим бешеным энтузиазмом и умением делать фантастические глупости достойновыполнила роль такой палки, – без тени улыбки пояснил Гвоздь.

Я не нашлась, что возразить, и толькоспросила:

– Володю ты откуда знаешь?

Громов аккуратно надкусил яблокобезукоризненно белыми зубами.

– Встречались. Не все же в МВД такиесуки, как Дубовский, попадаются и настоящие парни.

– А где же дневник Жанны?

– Думаю, его на самом деле несуществует, – задумчиво ответил Гвоздь, садясь за стол. – Никитапридумал про записи, чтобы посильней напугать Валерию и содрать с нее побольше«капусты».

– Значит, они искали то, чего нет?

– Выходит, так. Кстати, роман с Дубовскимдлился у Жанны достаточно долго, и, надо сказать, он ей доверял. Хотя странно.Наш гадкий Ленечка собрал компромат почти на всех окружающих, впрочем, мне онсказал, будто хотел даже жениться на Малышевой. Не знаю… Омерзительный тип,готовый за деньги на все!

– Ты сам не лучше, – пустилась ватаку я, – позвал в комнату палача, да еще в жутком кровавом фартуке!

Родион захохотал так, что зазвенели рюмки.

– Ой, Лампа, с ума сойти! Спасибокинематографистам, воспитали в наших людях твердую уверенность – у крутыхбизнесменов обязательно есть «вешатель и душитель». Вот Борька и перепугался допотери самоконтроля. Если хочешь знать, «палач» этот – мой садовник Женя.Милейший, добрейший мужик, обожает домашних животных и прикормил в саду,по-моему, всех бездомных российских кошек. Да он никого никогда в жизни ипальцем не тронул! Но господь наградил его специфической внешностью, вот ипользуюсь иногда! А фартучек! Правда, здорово? Он еще иногда перчаточки садовыенатягивает до локтя и берет секатор. Да что там Лямин, знаешь, какие крутыеребятки ломались при виде Жени! Теперь все понятно?

– Все!

– А я, честно говоря, думаю, ну почемуГребнев не унюхал запах цианида? Отчего не насторожился?

– У него был жуткий насморк, –вспомнила я, – без конца хлюпал носом!

– Ага, – кивнул Родион, –теперь остается только одна проблема: что готовить на праздничный стол поповоду Нюшиного освобождения.

– Здорово ты, наверное, Аню любишь!

Родион отложил яблоко.

– Может, и люблю, сам не знаю, только этоза ботиночки.

– Не понимаю…

– Нюша ко мне на зону исправно ездила,хотя могла и не стараться, штампа в паспорте нет. В лагере ее в очередивыкликали знаешь как? Сожительница осужденного Громова! Но она каждый месяцявлялась на свиданку сначала с пузом, потом с Иришкой, ни разу не пропустила.Один раз приехала в декабре, передачку привезла под Новый год. Отец мой уже ктому времени был покойник, а матушка – инвалид, только от Нюши можно былопродуктов ждать. А на зоне у кого чай и табак – тот и пахан. Навезлаона всего, где только достала, и дали нам свиданку без стекла, в комнате.Гляжу, а у нее ботиночки до дыр выношенные, холодные, не по сезону, на сапогиденег нет! Сидит, носом дергает. На себя средств пожалела, а мне…

Он махнул рукой и добавил:

– Так вот – за ботиночки! Понимаешь?

Я кивнула. Да, это я понимаю.

Анну, естественно, отпустили. Иришадоучивалась в школе и сдавала экзамены. Нюша занималась квартирой, дарственнаяобратного хода не имеет, но сидящий под следствием Борис Львович безропотноподписал все необходимые для продажи бумаги.

На нас пролился дождь подарков. Мне, несмотряна сопротивление, преподнесли норковую шубку. Лизавету завалили горами барахлаи тоннами косметики, Кирюшка получил видик, музыкальный центр, ноутбук ироликовые коньки, при виде которых у меня чуть не приключился инфаркт. Впрочем,в Филатовской больнице мы уже были как родные… Кроме того, Аня дала детям ещепо сто долларов, как она выразилась – «на чипсы». Апофеоз всему – трипятидесятикилограммовых мешка самого дорогого собачьего корма и несколькоящиков кошачьих консервов. Наши звери теперь обеспечены едой на год вперед.

Ясным майским вечером я лежала на диване,мирно читая новый роман обожаемой мной Поляковой. Легкий скрип привлек моевнимание, я подняла голову. Через открытую балконную дверь в комнату вступилкенгуру. Как ни в чем не бывало он запрыгал по ковру.