Сплошные проблемы и неприятности - Ли Чайлд

Все зависело от того, кто из них откроет дверь вертолета.

Леннокс сделал шаг к борту — дверь будет открывать он.

Левой рукой он ухватился за свой ремень безопасности. Сделал шаг вбок и правой рукой нащупал рычаг, открывающий дверь. Потянул за него и толкнул дверь. В кабину ворвались шум и ветер. Пилот, глядя через плечо, слегка развернул вертолет, чтобы дверь распахнулась до конца под собственным весом. Потом он выровнял «белл» и заставил его медленно вращаться по часовой стрелке, чтобы инерция и давление воздуха не давали двери захлопнуться.

Леннокс повернулся обратно. Большой, краснолицый, массивный, с согнутыми коленями, он походил на обезьяну. Его левая рука крепко держала ремень безопасности, а правая болталась в воздухе, как у человека, оказавшегося на льду.

Ричер наклонился вперед и левой рукой нашарил рычаг, опускающий спинку кресла, резким движением повернул его, и сиденье тут же сложилось вперед. Левой рукой Ричер опустил его в горизонтальное положение. Подушки снова вздохнули. Он поднял правую руку с «глоком» и положил правое предплечье на спинку кресла. Прикрыл левый глаз и прицелился на дюйм ниже пупка Леннокса.

И нажал на курок.

Выстрел прозвучал негромко, почти заглушённый ревом двигателя. Конечно, он был слышен, но совсем не так, как если бы Ричер стрелял в библиотеке. Пуля угодила в живот Леннокса. Ричер понял, что она прошла навылет. Это было неизбежно, ведь он стрелял девятимиллиметровыми пулями с расстояния в четыре фута. Именно по этой причине он стрелял в Леннокса, а не в Паркера. Ричер не боялся летать, но предпочитал делать это в исправном вертолете. Выстрел в живот Паркера мог привести к тому, что пуля повредила бы гидравлику или электрический кабель. А сейчас пуля прошила Леннокса насквозь и вылетела в открытую дверь, не причинив вреда вертолету.

Леннокс продолжал стоять все в том же неловком положении. Вокруг дыры на его рубашке расплывалось кровавое пятно. В тусклом оранжевом свете оно казалось черным. Левая рука Леннокса отпустила ремень безопасности и бессмысленно хватала воздух, словно повторяя движения правой. Он балансировал в футе от распахнутой двери, у него за спиной ревела пустота, лицо исказилось от ужаса.

Ричер слегка переместил «глок» и выстрелил снова, но на этот раз целясь в грудину. У такого крупного человека, как Леннокс, грудина должна быть твердой, толщиной примерно в три четверти дюйма. Конечно, пуля преодолеет и такое препятствие, но прежде она разобьет кость и сделает толчок в нужном направлении. Как если бы Леннокса кто-то пихнул в грудь. Выстрел в голову такого эффекта не дает — уж слишком много степеней свободы имела человеческая шея.

Однако вопрос решили колени, а не грудь Леннокса. Его лишь незначительно качнуло назад, словно он хотел сесть на корточки. Но он был большим и тяжелым, к тому же ему перевалило за сорок — и колени не выдержали. Они согнулись чуть больше, чем на девяносто градусов, а потом перестали сгибаться. Масса верхней части тела перевесила, зад стукнулся о порог, голова и плечи потянули его назад, и он исчез в темноте. Напоследок Ричер увидел подошвы его туфель, все еще широко разведенных в стороны, но через мгновение на месте, где только что стоял Леннокс, уже никого не было.

С того момента, как Ричер опустил кресло, прошло менее двух секунд, но для него они показались равными двум жизням. Может быть, Франца и Ороско. Он ощущал себя бесконечно текучим и замедленным. Его движения были одновременно легкими и вымученными, он планировал свои ходы, как в шахматной партии, заранее оценивая опасность и ответные действия противника. Между тем все, кто находился в кабине, еще не начали реагировать. О'Доннел по-прежнему лежал лицом вниз, пытаясь поднять голову и повернуться. Диксон старалась перекатиться на спину. Пилот повернулся назад — дальше ему мешал ремень безопасности. Паркер замер в своей дурацкой стойке. Ламейсон застывшим взглядом смотрел на пустое пространство, которое еще недавно занимал Леннокс, словно так и не поняв, что произошло.

Ричер поднялся на ноги, опустил второе сиденье и забрался на него, как чудовище из ночного кошмара, — гигантская фигура, беззвучно возникшая из пустоты в ревущем оранжевом сумраке. Он стоял, упираясь головой в потолок и расставив ноги на ярд, — идеальная стойка для сохранения равновесия. В левой руке он держал «ЗИГ», направленный в лицо Паркера. В правой сжимал «глок», наведенный на Ламейсона. Оба пистолета были совершенно неподвижны. Лицо Ричера ничего не выражало. Ревел винт, шумел двигатель. «Белл» продолжал медленно вращаться по часовой стрелке. Дверь оставалась широко распахнутой, словно поднятый парус. В кабину врывались волны шума, ветер приносил резкий запах керосина.

О'Доннел выгнул спину и сумел повернуть голову. Его взгляд переместился с одного ботинка Ричера к другому. Диксон перевернулась на спину, на связанные руки, а потом слегка перекатилась на одно плечо и сумела посмотреть назад.

Теперь на Ричера смотрели все — пилот, Паркер и Ламейсон.

Момент наивысшей опасности.

Ричер не мог стрелять вперед — слишком велика вероятность повредить сложную аппаратуру управления. Он не мог опустить пистолет, чтобы освободить О'Доннела или Диксон, потому что Паркер находился совсем рядом, всего в восьми футах. И он не мог разобраться с Паркером руками, потому что боялся пошевелиться. Все пространство перед ним занимали О'Доннел и Диксон.

Между тем Ламейсон все еще оставался пристегнутым к креслу. Как и пилот. Пилоту только и нужно было сделать, что бросить «белл» в сторону, чтобы все, кто находился в задней части вертолета, вывалились наружу. Конечно, будет принесен в жертву Паркер, но Ричер не сомневался, что Ламейсон сделает это без малейших колебаний.

Патовая ситуация, если они это поймут.

Победа для них, если они воспользуются моментом.

Они ничего не поняли. И не воспользовались моментом. Зато О'Доннел отчаянно напрягся, приподнял над полом голову и ноги и сместился на шесть дюймов ближе к Ричеру, а Диксон откатилась в другую сторону. В результате между ними образовалось свободное пространство в три фута. Благодарный Ричер сделал большой шаг вперед и ударил Паркера в живот стволом «ЗИГа». Тот захрипел, сложился пополам и инстинктивно шагнул вперед, в пространство, которое только что освободили О'Доннел и Диксон. Ричер ловко обошел его, как тореадор, и ударил подошвой правого ботинка по заду Паркера. Удар получился таким сильным, что Паркер сделал еще пару шагов на негнущихся ногах и вылетел в дверь. Его пронзительный крик еще не успел стихнуть, а Ричер уже обхватил Ламейсона левой рукой за горло, направив «ЗИГ» на пилота и уперев дуло «глока» в затылок Ламейсона.

Дальше пошло легче.

Пилот так и не оторвался от рычагов управления, и «белл» продолжал висеть в воздухе. Винт вращался, кабина медленно поворачивалась. Дверь оставалась широко раскрытой, словно приглашала следующего прыгуна. Ричер сильнее прижал левый локоть и приподнял Ламейсона так, что натянулись ремни безопасности. Затем он положил «глок» на пол и вытащил из кармана кастет О'Доннела. Вытянув правую руку, он перевернул Диксон на живот и принялся острыми зубцами кастета перетирать веревку на ее запястьях. Она напрягла руки, и волокна сизаля стали медленно рваться одно за другим. Ричер ощущал каждое удачное действие сквозь твердый керамический материал, слышал тихий приятный звук, иногда сразу два. Ламейсон начал сопротивляться. Ричер сжал его шею сильнее, и Ламейсон стал задыхаться, но дуло «ЗИГа» слегка сместилось в сторону от пилота. Однако пилот даже не попытался использовать возникшую возможность. Он вообще никак не реагировал. Просто сидел в своем кресле, положив руки на рычаги управления, а ноги на педали и удерживая «белл» в неизменном положении.