Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш

Но Южная группа, представляемая 12-й армией под командованием И. Якира и членов Реввоенсовета Затонского и Гамарника, попросту бежала, не оказав врагу сопротивления.

Спасать их пришлось Революционной Повстанческой армии Украины под командой батьки Махно. Повстанцы наголову разбили деникинцев в районе Новоукраинки, Константиновки, Арбузинки и продержались здесь полторы недели, давая возможность Южной группе проскользнуть на север, к Москве. Бегство было объяснено Якиром и Затонским как подвиг — «спасли живую силу» и, естественно, было отмечено орденами и наградами.

В этих боях махновцы отбили у белых бронепоезд «Непобедимый», вооружённый двумя 6-дюймовыми орудиями и 40 пулемётами, и двинулись на Елисаветград. Деникинцы, почувствовав угрозу своему тылу, сняли с фронта кавалерию и, создав 8-тысячный корпус, стали угрожать левому флангу повстанцев.

Шли ожесточённые кровопролитные бои, махновцы, сами контратакуя и нанося большие потери белым, несколько раз брали в плен до 400— 500 человек. Генерала Слащёва поражало то, что кавалерия повстанцев не избегала сабельного боя, как это было в Красной Армии, а наоборот, навязывала его деникинцам.

Деникину приходилось перебрасывать дивизии с главного московского направления на усмирение разгоравшегося восстания «махновских банд». Давление на Повстанческую арию с каждым днём нарастало. Махно собрал заседание штаба и Реввоенсовета.

— Товарищи, в нашем обозе уже около трёх тысяч раненых и больных, которым не хватает ни бинтов, ни лекарств. Здесь, на железнодорожных путях, деникинцы сильны тем, что имеют манёвр, а главное, подпитку оружием и патронами. Мы же лишены всего этого. Отбили у них бронепоезд «Непобедимый», расстреляли весь боезапас и вынуждены были взорвать его. Я полагаю, нам нужно уйти от железной дороги и отступать на Умань, где попробовать договориться с Петлюрой.

— Хорош союзничек, — бросил реплику Лащенко.

— Как бы там ни было, он выгнал деникинцев из Одессы. И это уже неплохо. Но главное, у Петлюры есть стационарные лазареты, куда бы мы смогли устроить наших раненых. Ради этого придётся заключить с ним хотя бы временный союз против Деникина.

— По-доброму, его бы шлёпнуть надо, как Григорьева, — заметил Чубенко.

— Будешь с ним переговоры вести.

— Ты у нас главный дипломат. Вот ещё присовокупим к тебе Волина — нашего заведующего культурно-просветительным отделом. Не возражаешь, Всеволод?

— Нет. С удовольствием, — сказал Волин. — Даже интересно взглянуть на эту личность.

— В отношении плана отхода доложит начальник штаба Белаш.

— В штабарме было решено отходить с боями, — начал Белаш. — Для этого мы выстраиваем всю армию в виде огромного каре, оно будет 40 километров по фронту и столько же в глубину. В центре каре, естественно, будут обозы с ранеными, женщинами и детьми. В арьергарде, где предполагаются наиболее ожесточённые бои, действует Азовский корпус Вдовиченко. Чтобы исключить прорыва по флангам — левый занимает Калашников со своим корпусом, правый — Гавриленко, в авангарде — корпус Павловского. При соприкосновении с петлюровцами надо избегать столкновений, если мы хотим заключить с ними союз. За связь между корпусами, а также за телеграф отвечает Дерменжи, за продовольственное снабжение — товарищ Серёгин, за артснабжение — товарищ Данилов.

Товарищи, — заговорил Чубенко, — у меня в обозе 2 тысячи морских мин. Куда мне их девать?

— Попридержи. В нужное время найдём и им применение.

Обсудив подробно маршрут отхода и взаимодействие частей, все разошлись по своим местам. Белаш спросил Махно:

— Зачем ты Волина собираешься послать к Петлюре? Ты же знаешь, Симон не любит евреев.

— Ничего. Пусть знает, что я евреям доверяю самые ответственные задания. А у антисемитов никогда на поводу не пойду. К тому же Всеволод литератор и вообще умница. По крайней мере не даст Чубенке наломать дров.

Отход повстанцев к Умани сопровождался беспрерывными атаками белых, которые отбивались вполне успешно частями георгиевского кавалера Трофима Вдовиченко. Обе стороны несли тяжёлые потери, но внутрь каре белым так ни разу не удалось прорваться. Там находились жёны и дети повстанцев, и во многом именно этим объяснялась железная стойкость махновцев. Тем более что по полкам ходила записная книжка убитого деникинского офицера, отрывки из которой в минуты затишья читали бойцам командиры:

— «...Нами был взят в плен крестьянин-махновец. Списать в расход, — но как? Решили поджарить. Принесли сковороду — лист железа, развели огонь. Ах, как он извивался... восторг! Отрезали нос, язык, поджарили спинку, а потом животик. Надоело... Ника разрывной снёс ему голову, мы хохотали...»

Чтение этой записной книжки так заряжало повстанцев ненавистью к белым, что они рвались в бой и, срубая голову очередному офицеру, нередко приговаривали: «А ну похохочи, паскуда».

16 сентября, достигнув реки Синюхи, Повстанческая армия заняла село Ново-Архангельское, продолжая не без успеха отражать нападения деникинцев. Конные бригады махновцев в это время рейдировали по тылам Слащёва, громя подходившие новые части.

В штабарм Махно явились петлюровские офицеры, одетые в вычурную форму семнадцатого века, с оселедцами (хохлами) на чисто выбритых головах, прямо запорожцы времён гетмана Дорошенко.

— Главнокомандующий войск Украинской республики атаман Петлюра протягивает руку дружбы славному победителю Красной Армии батьке Махно и желает заключить с ним союз в борьбе с Деникиным, угрожающим независимости нашей неньки Украины.

«На ловца и зверь бежит», — подумал Махно, а вслух сказал:

— Мы готовы принять руку дружбы атамана Петлюры, тем более что освобождение Украины от захватчиков — и наша цель. Чем эта рука могла бы помочь нам?

— У нас достаточно снарядов и патронов. Мы знаем, вы нуждаетесь в этом.

— Да, снаряды и патроны нам очень нужны.

— В таком случае, выделяйте ваших доверенных лиц для переговоров с атаманом Петлюрой и начальником его штаба Тютюником.

— Они уже выделены. Где сейчас Петлюра?

— Мы не имеем полномочий сообщить о его местопребывании, но ваших представителей мы к нему доставим.

Поезд Петлюры оказался далеко в тылу его армии в Жмеринке. Он стоял на одном из запасных путей вдали от вокзала в оцеплении усиленной охраны.

При входе в вагон командующего Чубенко и Волину предложили сдать оружие. Чубенко снял маузер, Волин показал ручку.

— Что это? — спросил адъютант.

— Моё оружие, — ответил Волин.

Адъютант, скользнув взглядом по его карманам, сказал с оттенком неудовольствия:

— Это можете оставить при себе.

В отличие от своих разряженных офицеров Петлюра был одет в полувоенный френч с накладными карманами и этим напоминал Керенского. После представления ему посланцев Повстанческой армии имени батьки Махно он пригласил: