Русскоговорящий - Денис Гуцко

— Люда здесь?

— Люда? Да здесь вроде, не поднималась. Я бы услышал.

— Открой.

Сергей пожал плечами и, прихватив со стойки связку ключей, направился к служебным помещениям. Он отпер толстую железную дверь, и Митя проскользнул мимо него вниз.

— Не запираю, — буркнул Сергей вслед.

Сбежав по неровной лестнице в подвальный коридор, Митя удивился, когда ему под ноги вдруг прыгнула его тень. Он обернулся — пожарный выход, ведущий в захламлённый внутренний двор «Аппарата», оказался открыт. Коридор был мутно облит дневным светом, уличный шум беспрепятственно катился по бетонному жёлобу.

С сожалением подумал, что Люся стала пользоваться этим выходом, и он её не застанет — но вдруг услышал её голос. Люся пела очень тихо.

Наплюй на всё: здесь продаётся блюз

И водка.

Мимо взволнованных дневным светом крыс, снующих под трубами, он дошёл до её каморки.

Люся сидела на диване, обняв гитару, но не трогала струн.

Правый глаз её заплыл, губы были разбиты. На полу валялись нотные листы, одежда, сломанный пополам фанерный щит. «Шуруп», — кольнула Митю догадка.

Царапают твои зрачки бедро.

А клавиши царапают больнее.

Какой в нас прок, скажи, какой в нас прок?

Какой любовью мы с тобой болеем?

Но

Покуда ночь, и стрелок вязнет шаг,

(Грусть станет слаще, водка станет горше),

Красиво обнажается душа

Моя — глухонемая стриптизёрша.

Суетливым взглядом Митя обшарил её всю, пытаясь определить, что именно сотворил Шуруп — «одежда уцелела! одежда на ней!» — хотел спросить, но не посмел. Подошёл, присел возле неё на корточки. В поясницу тяжело упёрся пистолет.

— Ты с ним не столкнулся? — усталым шёпотом спросила Люся.

Пожала плечами:

— Там замок оказался… хлипкий совсем.

Глядя на растерзанную Люську, он не чувствовал боли. Странно, он совсем не чувствовал боли.

— Надо было замок…

В коридоре раздались шаги.

«Сергей?», — подумал Митя и поднялся, чтобы прикрыть дверь.

…Люся сильно исцарапала ему лицо.

Митя узнал его с первого взгляда. Годы, проведённые в тюрьме, мало отразились на облике Шурупа. И даже одет он был так, как обычно щеголял перед жильцами Бастилии: в светлую сорочку и яркий галстук. Именно такой Шуруп поднимался пританцовывающим шагом по раскатистой железной лестнице, насмешливо поглядывая на окна.

— Ха! И правду говорят: возвращаться плохая примета.

Шуруп сунул руки в карманы, и правая его рука сжалась в кулак. Оглядев Митю с ног до головы, сказал:

— А про тебя я и забыл, что ты есть на этом свете. Н-да…

Он улыбнулся задумчиво. Слишком наиграно.

— Непруха мне с тобой, шоколадина, — бросил Шуруп Люсе. — Непруха. Пожалел опять. Да и тогда. Зинку, царство небесное, не пожалел. А тебя… что в тот раз, что в этот, — он сделал недоумённую физиономию. — Чего тебя жалеть?

Митя ждал от себя эмоции: ярости, страха… Не было ничего.

Он коснулся сквозь куртку рукоятки пистолета.

Сейчас ему казалось, что Шуруп вернулся сюда, увидев его, Митю, подходящим к дверям «Аппарата». И даже вроде бы припомнилось что-то — фигура, схваченная краем глаза на перекрёстке.

Шуруп сказал всё с той же ненастоящей задумчивой улыбкой:

— Плохая примета — возвращаться-то. Плохая. Ты в приметы веришь? — правая его рука шевельнулась в кармане. — Х… получается! — заорал он, но тут же сказал тихо и спокойно. — То Зинка, то ты вот теперь. Глупо, а? Зинка, дура, напоролась — твоя очередь теперь?

Кажется, впервые в жизни Митя знал наверняка, что делать. Несколько следующих секунд предстояло прожить правильно, без оплошностей. Своими собственными руками — взять и прожить правильно.

С коротким звонким щелчком над ними перегорела лампочка.