Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая - Ципора Кохави-Рейни

все, что оставили вместе с домом двадцать лет назад. Вели они себя в высшей степени деликатно. Сказали, что, конечно же, по израильским законам, дом принадлежит ей. Встреча завершилась дружескими рукопожатиями. Реха, сама беженка, не испытала никаких угрызений совести. Нет у нее другого дома, и только в Израиле она себя чувствует дома, сказал им Реха, и добавила, что не следует забывать – начали кровопролитную войну арабы после решения ООН в 1947. Арабы резали сионистов, которые вернулись на свою родину после двух тысяч лет рассеяния. Более семи тысяч евреев было убито в войну за Независимость, и еще сотни евреев – в последних войнах и террористических нападениях – и все из-за упорного желания изгнать нас из страны, на которой мы находимся по праву.

Мнения членов кибуца резко разделились. Одни призывают закрепиться на освобожденных землях, ставших частью страны. Другие же кричат, что их необходимо вернуть. А мужа Наоми больше всего беспокоит пробудившийся в стране дух милитаризма. Герои войны, увенчанные наградами и орденами, боевые генералы и простые солдаты ведут себя вызывающе. Министр обороны Моше Даян высокомерно говорит, что израильтяне – непобедимый народ. Словно и не было ужасных преступлений, совершенных врагами-арабами – жестоких убийств, изнасилований, грабежей… Беженцы из Хеврона требуют справедливого суда над убийцами их близких и родных, но Даян их, как бы, не слышит. Во имя установления дружеских отношений с побежденными, он готов стереть из памяти прошлое. Израиль и Наоми видят в этом предательство еврейского народа.

На собрании членов кибуца, посвященном солдатам, погибшим в Шестидневной войне, Израиль вызывает скандал. Ораторы изощряются в восхвалении блестящей победы в этой войне, Израиль же встает с места и предупреждает: «Бывают ситуации, которые выглядят, как победа, но выясняется, что они ведут к катастрофе». «Погибли парни, отдали свои жизни. Как ты осмеливаешься сказать, что великая победа это катастрофа?!»

У народа головокружение от победы. Из резиденции Президента Наоми приходит приглашение на чествование начальника генерального штаба Моше Даяна.

В первых рядах сидят министры и генералы с семьями, за ними остальные гости. Президент Залман Шазар ведет вечер. Он благословляет всех присутствующих и начинает говорить о Красной Розе, матери-социалистке начальника генштаба. Вдруг его взгляд сосредоточился на пятом ряду, и он с пафосом в голосе говорит:

«Если бы дали в руки писательнице Наоми Френкель биографию Красной Розы, благословенной памяти, она бы написала большой роман. Я прошу Наоми Френкель выйти на сцену, чтобы все увидели, кто мог бы написать о Красной Розе».

Режиссер Суламифь Бат-Дори, жена Реувена Вайса (Саул в романе Наоми), шепнула мужу: «Еще один старик влюбился в Наоми Френкель.

Стоя на сцене, Наоми заметила, что друг юности смотрит на нее. Но жена Реувена, которая намного старше его, резко осекла мужа…

Ее книги – во всех магазинах, в каждом доме. Восторженные рецензии следуют одна за другой. Литературный критик Барух Курцвайль хвалит ее прозу устно и письменно. Он говорит об органическом сочетании универсальных мотивов с мотивами еврейскими, и особенно в завершающем третьем томе, о ее диалектическом мышлении, хвалит ее мастерство, как прозаика. А в газете» Аль Амишмар» (На страже), тесно связанной с коммунистами пишут, что третий том «Сыновья» – антикоммунистическая книга. Опыт показывает, что тот, кто пишет против них, становится их заклятым врагом. У них это не пройдет. Но на общем хвалебном тоне эти уколы не чувствительны.

«Это слишком умная книга, – обеспокоен Израиль, – ее популярность недолговечна…»

Иерусалимская интеллигенция в восторге от Наоми Френкель. Гершом Шалом прочитал книгу на одном дыхании, поцеловал жену Фаню и сказал: «Это большая литература. Колоссальная. Эта страна мала для нее. У этой маленькой женщины нет границ. Любую проблему, интересующую ее, она решает». Наоми в смятении слушает его, а он продолжает: «Чего-то в ее иврите не хватает. Такая мудрая женщина должна более углубляться в священные тексты, в Гемару. Надо больше изучать еврейские источники. Широта ее таланта безгранична».

«Не беспокойся, Шолем, это дело временное. Она одолеет язык священных книг. Незнание их не убавляет и не прибавляет к тому, что она большая писательница», – говорит Израиль.

Гершом Шалом продолжает: «Литература Агнона – великая литература. Он самый великий наш писатель. Но, все же, он зажал себя в тисках иудаизма. И поэтому наша малышка превзошла Агнона. Ее духовная палитра намного шире». Шалом говорит, что все время уговаривает Агнона прочесть трилогию «Саул и Иоанна», но Агнон остается Агноном. Он, как всегда, отговаривает: «Ты прав, трилогия лежит на тумбочке у моей кровати. Я ее прочту».

Трилогия становится главным произведением новой ивритской литературы. Министерство образования ввело Наоми Френкель в программу обязательного изучения в школах и в экзамены на аттестат зрелости. Ее часто передают по радио. Ей беспрерывно звонят и поздравляют с третьим томом. Ее вызывают к телефону в секретариат кибуца. Услышав, кто говорит, она чуть не падает в обморок.

«Госпожа Френкель, я – К. Цетник, – голос взволнован, – прочел вашу трилогию «Саул и Иоанна», нахожусь под огромным впечатлением вашего правдивого описания прихода Гитлера к власти. Обычно так не пишут. Я прошу о встречи с вами». От волнения у нее во рту пересохло.

«Встретимся в офисе авиакомпании «Эль-Аль», в Тель-Авиве, на улице Алленби».

Настоящее имя известного писателя К. Цетника – Ихиел Динур. Его книги произвели большое впечатление на читателей, выходят массовыми тиражами. Реалистические описания ужасов Катастрофы в книгах «Саламандра», «Кукольный дом» потрясают воображение. Книги безжалостно бросают читателя в адский круг чудовищных событий. Бесчеловечность, которую не смог создать Дьявол в самых чудовищных ситуациях, не позволяли Ихиелу Динуру приблизиться к человеку. Личные имена, фамилии, названия мест, мельчайшие подробности жизни его героев привели ее к языкам пламени в печах Аушвица. Сама его проза дышала смрадом преисподней.

В кресле, напротив нее, сидел очень худой человек, среднего роста, с изможденным бледным лицом. Он непривычен к беседам с людьми, говорит медленно, отдельными словами. Он рассказывает ей о том, что его подозревают в преувеличении ради успеха книг. Он клянется ей, что все, им написанное, – истинная правда. Он рассказывает, что связался с жителями квартала «Меа Шеарим», и смог рассказать им о Катастрофе, потому что они ни на миг не сомневались в его правдивости. Верили каждому его слову. Он сказал ей, что жизнь его – не жизнь. Когда он почувствовал, что должен рассказывать и рассказывать, он оставил жену и сына и спрятался в снятой им маленькой каморке. Там и писал. «Только там я смог восстановить все, что со мной произошло. Даже жене я не смог это