Крепость королей. Проклятие - Оливер Петч

Там, откуда был родом голубь, стоял вечный зной и отвесные скалы рассекали пейзаж. Земля была иссушена и бесплодна, а небо простиралось до самого горизонта. Но пока внизу раскинулись лишь бескрайние леса. Люди, что крошечными насекомыми тянулись к крепости, ничего не знали о зашифрованном послании, привязанном к лапке голубя. А если кто-нибудь и поймает его в сеть или подстрелит, то содержание письма, скорее всего, останется для охотника загадкой. Оно было написано кодом, расшифровать который мог лишь отправитель или получатель.

B. A.R. B.A. R.O. S.S. A.

Словно влекомый невидимой нитью, голубь летел в направлении юга.

* * *

Стоя на крепостной стене, Агнес еще издали заметила приближение обоза. Она прождала целый день и вот, ближе к вечеру, была наконец вознаграждена. По крутой дороге неспешно взбирались шесть нагруженных доверху повозок, до крепости доносились громкие приказы и смех. Агнес подобрала платье и пустилась вниз по ступеням, навстречу солдатам. Когда она добралась до пашен у подножия крепости, с повозок уже сгружали первые трофеи. Граф Шарфенек верхом на коне командовал группой крестьян, уносивших в сторону его крепости ящики с сундуками. При виде Агнес, вспотевшей и запыхавшейся, он нахмурился.

– Надеюсь, ваш неподобающий вид вызван лишь радостью видеть нас в полном здравии, – заметил он, пересчитывая ящики. – Как вы наверняка заметили, все закончилось вполне удачно. Этот хитрец Вертинген действительно припрятал у себя в крепости кое-какое имущество. Только у крестьян его, к сожалению, мало что нашлось. – граф вздохнул, проводив взглядом очередной ящик. – Ну да ладно! Даже если вычесть долю солдат, мне достается приличная сумма… – Он помолчал и с улыбкой добавил: – Как и вашему отцу. Ну, сначала ему, конечно, придется расплатиться по долгам.

– Значит, все остаются в выигрыше, – холодно ответила Агнес. – Особенно вы с герцогом.

Она огляделась и наконец разглядела в общей суматохе отца. Наместник с трудом слез с лошади, на лице его блестели капельки пота, и его била дрожь.

– Отец! С тобой все в порядке?

Агнес подбежала к нему и протянула руку.

– Я не знала, что ты ранен… – начала она, но Эрфенштайн угрюмо ее отстранил.

– Все… в порядке, – пробормотал он, еле ворочая языком. – Обойдусь без помощи.

– Ваш отец в честном поединке обезглавил Ганса фон Вертингена, – вставил граф. – Можете им гордиться.

– Гордиться тем, что он без нужды подвергал свою жизнь опасности?

Агнес с беспокойством взглянула на отца, который в сопровождении капеллана двинулся в крепость. Эрфенштайн шатался, и каждый шаг давался ему с явным трудом.

– Я думала, битва давно позади, – заметила она.

– Так и есть. Но ваш отец решил завершить поход, скажем так, в рыцарских традициях. – Шарфенек вздохнул и проводил взглядом последний ящик, который крестьяне уносили в сторону Шарфенберга. – Я предостерегал его, но он заупрямился. Вертинген, конечно, мертв, но ваш отец ранен в руку и ногу. Похоже, его настигла гангрена.

– Гангрена? – Агнес нахмурилась: – Быть такого не может, еще и двух дней не прошло… Тяжело он ранен?

– Об этом вам лучше спросить своего монаха. Он возился с наместником. Может, рана воспалилась во время перевязки…

– Глупости! – вспылила Агнес. – Отец Тристан никогда…

– Послушайте, милая Агнес, – перебил ее граф, при этом голос его звучал непривычно мягко. – Я не собираюсь с вами ссориться. Даже напротив. Нам с вашим отцом за последние дни не раз выпадала возможность побеседовать. – Шарфенек, несмотря на свой юный возраст, взглянул на нее чуть ли не по-отечески. – Вы прелестное дитя, и я…

– Простите, ваше сиятельство, но, боюсь, придется вам подождать со своими комплиментами, – перебила его Агнес, оглядывая крестьян и ландскнехтов. – Для начала я бы узнала, куда запропастился Матис. Нигде его не вижу.

– А, ваш горячо любимый приятель… – Шарфенек помолчал немного, после чего приторно улыбнулся: – Что ж, вынужден вас разочаровать, сударыня. Встрече с вами юный оружейник предпочел дешевую выпивку в обществе себе подобных. Когда я видел его последний раз, он в компании моих ландскнехтов направлялся в Анвайлер. Насколько я понял, они отправились на поиски сговорчивых женщин.

На мгновение Агнес лишилась дара речи. Граф воспользовался ее замешательством и мягко продолжил:

– Вы тоже должны понять его. Он ведь из простолюдинов. А такие не прочь повеселиться в обществе женщин, глотая вино и распевая песни. Девки снимут с него повязки и… подлечат его на свой лад.

Ослепленная яростью, Агнес развернулась и, тяжело ступая, направилась в сторону крепости. Сердитый голос графа доносился до нее, точно сквозь пелену.

– Вот дьявол, отец не обучил вас никаким манерам! – кричал Шарфенек. – Не смейте уходить! Уйдете, только когда я, граф фон Лёвенштайн-Шарфенек, прикажу вам! Скоро я положу этому конец, клянусь вам! Я сыт по горло вашими выходками!

Голос его стихал по мере того, как Агнес поднималась к воротам. Злость затмила все ее чувства. Она ведь действительно беспокоилась за Матиса и места себе не находила, когда узнала о его ранах. И когда вручила ему на прощание изготовленный собственными руками амулет, искренне верила, что парень тоже испытывает к ней какие-то чувства. А теперь он не придумал ничего лучше, чем ошиваться в Анвайлере в компании пьяниц и шлюх! Все мужчины одинаковы, лучше вообще ни с кем из них не связываться…

Агнес в ярости шагала к Танцующей скале, южной оконечности Трифельса, куда она отправлялась всякий раз, когда хотела побыть в одиночестве. Тяжело дыша, девушка обвела взглядом просторы Васгау, соседние крепости, деревни, поля и начала понемногу успокаиваться. Ей снова вспомнился последний сон. В этом самом месте Иоганн фон Брауншвейг спускался с ребенком в пропасть, пока их осыпа́ли стрелами.

А кем в этом сне была я?

Агнес настолько погрузилась в раздумья, что даже не услышала тихих шагов за спиной. Только когда на плечо легла морщинистая рука, девушка вздрогнула и тихонько вскрикнула. Это был отец Тристан. Лицо его выражало глубокую скорбь.

– Я всюду тебя ищу, – сказал он, и Агнес почувствовала, что рука у него дрожит. – Это касается твоего отца.

Девушка хлопнула себя по лбу. Рассерженная на Матиса, как она могла забыть об отце! Агнес тревожно взглянула на отца Тристана и тихо спросила:

– Ранения? Они… настолько серьезны?

Старый капеллан вздохнул:

– Должен сказать, я в некоторой растерянности. Сегодня утром я лично очистил и перевязал раны. Не очень глубокие, и я думал, они благополучно заживут. Но теперь…

– Так, значит, граф Шарфенек прав? У него горячка? – перебила его Агнес, но монах покачал головой:

– Я только что снял повязки и осмотрел раны. Они чисты. Но должен признать, впечатление такое, будто у него и вправду горячка.