Погребальные игры - Мэри Рено

Она молча смотрела на них. Вспыхнувший гнев мгновенно потух в глубине ее запавших глаз. Этот слабый старческий голос исходил, казалось, не от человека, а от самой судьбы.

Ободренный ее молчанием воин добавил:

— Если враг пойдет в атаку, то сможет взять нас голыми руками. Стоит ли тратить на нас последние запасы провизии? Ведь в итоге мы все равно присоединимся к тем, что лежат внизу. — Он с усталой сдержанностью кивнул головой в сторону рва. — Избавившись от лишних ртов, более сильные защитники крепости смогут продержаться немного дольше. Ты даешь нам свое разрешение, госпожа?

— Но, — вымолвила она наконец, — люди Кассандра убьют вас без всякой жалости.

— На все воля богов, царица. Сегодня или завтра, какая разница?

— Можете уходить, — сказала Олимпиада.

Командир немного помедлил, молча глядя на нее, а остальные начали расходиться, еле волоча ноги. Она добавила:

— Благодарю вас за верную службу.

Олимпиада сильно замерзла и спустилась со стены, но чуть позже вновь поднялась наверх, чтобы посмотреть, как они уходят.

Сломав нескольких тощих сосенок, что росли в трещинах скальных образований, солдаты вышли из ворот и помахали ветками в знак мирных намерений. Держась друг за друга, они спустились по откосу и потащились по ничейной земле к осадным сооружениям. В стене частокола уже подняли грубый дощатый заслон, осажденные, словно тени, просочились в проем и скученно замерли на вражеской территории. Одинокий часовой в шлеме подошел к ним и, видимо что-то спросив, удалился. Вскоре появились люди с корзинами и большими кувшинами. Олимпиада заметила, что сдавшимся раздали хлеб и вино и тонкие, как палки, руки взлетели в порыве благодарности вверх.

Она вернулась к надвратной башне и, пройдя в свои покои, присела возле едва тлеющего очага. Под ногами бегали деловитые маленькие существа, проложившие тропку к стоявшей рядом корзине. Олимпиада подняла крышку. Полчища муравьев пожирали сдохшую змею. Это была последняя священная змея, привезенная из фракийского святилища Диониса, оракул.

Что же убило ее? Крыс и мышей давно переловили и съели, но рептилия могла жить, питаясь чем-либо более мелким. Например, теми же муравьями. Ей было всего несколько лет. Олимпиада с отвращением взглянула на черный живой ковер и, поежившись, поставила на огонь корзину со всем ее возбужденно копошащимся содержимым.

* * *

Стихли холодные ветры, и воздух стал заметно теплее. Море стало пригодным для плавания, но единственными прибывшими парусниками оказались военные суда Кассандра. Дневной рацион в крепости сократился до горстки еды, когда Олимпиада отправила послов на переговоры.

С крепостной стены было видно, как они вошли в палатку. Рядом с Олимпиадой стояла приемная дочь Фессалоника, доставшаяся ей в наследство от одной из походных жен Филиппа. Мать Фессалоники умерла во время родов, и Олимпиада терпела падчерицу во дворце, поскольку та никогда не перечила мачехе, в любых ситуациях оставаясь приветливой, тихой. Приживалке уже исполнилось тридцать пять; высокая и некрасивая, она держалась, однако, вполне достойно. Она не посмела признаться Олимпиаде, что в Пелле получила предложение от Кассандра, и просто поехала со всем двором в Пидну, дав понять, что опасается за свою жизнь. И сейчас эта бледная с потускневшими волосами тихоня тоже предпочитала помалкивать, ожидая, чем кончится дело.

Послы вскоре вернулись, слегка ошарашенные тем радушием, каким их встретил вражеский стан. С ними прибыл и посол Кассандра.

Им оказался Дений, старый знакомый Олимпиады, выполнявший когда-то для нее кое-какие секретные поручения. За хорошие денежки, разумеется. Интересно, много ли ее тайн теперь известно Кассандру? Дений вел себя так, словно тех дней никогда не бывало, с вежливым вызовом. Вызывающе в компании осажденных выглядело уже само его румяное и упитанное лицо. Отказавшись от личных переговоров, он заявил, что ему приказано говорить в присутствии всего гарнизона. Не имея выбора, Олимпиада встретилась с ним во дворе, возле плаца, где солдаты обычно тренировались, пока еще имели силы.

— Кассандр, сын Антипатра, приветствует тебя, почтенная Олимпиада. Если твои воины сдадутся ему, то их пощадят, как и тех, кто уже сдался раньше. И ты сама тоже без всяких оговорок должна сдаться на его милость.

Она гордо выпрямилась, превозмогая мучительную боль в одеревеневшей спине.

— Передай Кассандру, пусть выдвинет более приемлемые условия. — Шелестящий вздох пробежал по рядам стоявших внизу воинов. — Когда прибудет Эвмен, твой командир убежит отсюда, как затравленный волк. А до тех пор мы продержимся.

Приподняв брови, Дений изобразил нарочитое удивление.

— Прошу прощения. Я и забыл, что новости к вам не доходят. Не стоит возлагать надежды на мертвеца.

Остатки жизненных сил ушли из нее, словно последние капли вина из треснувшего кувшина. Она удержалась на ногах, но не ответила.

— Эвмена недавно выдали Антигону. Это сделали аргираспиды, которыми он командовал. В удачном сражении Антигон захватил их вещевой обоз. Там находились все военные трофеи аргираспидов, а также их жены и дети. Невозможно даже описать, как много это значило для истомленных войнами ветеранов. Во всяком случае, Антигон заявил, что вернет им добро и семьи в обмен на их командира, и они приняли его условия.

Истощенные солдаты вздрогнули и зароптали. От ужаса, вероятно, от сознания полной неопределенности своего будущего, а может, и от искушения.

Изможденное лицо царицы обрело бледность пергамента. Она была бы рада сейчас опереться на палку, с которой ходила порой по неровным тропинкам крепости, но эта палка осталась в покоях.

— Ты можешь передать Кассандру, что мы откроем ворота без всяких условий, только в обмен на сохранение наших жизней.

Ослепляющие круги уже завертелись перед ее глазами, и голову словно сковал ледяной обруч, но Олимпиада все же сумела дойти до своей опочивальни и закрыть дверь. Лишь там она потеряла сознание.

— Прекрасно, — сказал Кассандр, когда Дений вернулся к нему. — Когда осажденные выйдут, надо накормить их и зачислить в ряды нашего войска всех, кто того стоит. Начинайте копать траншею, чтобы похоронить трупы. Старая ведьма со своими придворными пока останется в Пидне.

— А потом? — спросил Дений с притворной небрежностью.

— Потом… посмотрим. Она все-таки мать Александра, что заставляет всех этих простаков трепетать перед ней. Македонцы, разумеется, не потерпят больше ее владычества, но даже теперь… Для начала я припугну ее, а потом предложу судно для бегства в Афины. Кораблекрушения на море не редкость.

* * *

Мертвых закопали, тощие, бледные женщины перебрались из крепости в царский городской особняк. Он был вместительным, чистым; дамы достали из сундуков зеркала, глянули в них и тут же убрали подальше. Подпоясав слишком просторные одежды, они с жадностью накинулись на фрукты и простоквашу. Царевич быстро оправился. Он помнил, что пережил некую памятную осаду и что фракийские лучники в сторожке тайно жарили человечину. Детская жизнестойкость помогла ему воспринять все это как добавление к старым легендам. Кеб, за счет отменной физической крепости неплохо выдержавший испытание, не унимал болтовни подопечного, хуже было бы, если бы тот вдруг сделался молчуном. Все цари Македонии мощью оружия расчищали дорогу на трон; мальчику полезно узнать, что война — это не только парадные шествия под триумфальное пение труб. Вскоре, восстановив силы, они с царевичем смогут вновь приступить к регулярным урокам.