После - долго и счастливо - Анна Тодд

– Как дела? – спрашивает он. Увидев, в каком я состоянии, он тут же роняет полотенце, со всех ног бежит через комнату и опускается передо мной на колени.

Я не скрываю своих слез – не вижу смысла.

– Мы прямо как Кэтрин и Хитклифф, – объявляю я, подавленная тем, что это правда.

Хардин хмурится:

– Что? Что, черт возьми, еще случилось?

– Мы делаем несчастными всех вокруг себя, и не знаю, может, я просто не замечала этого или думала только о себе, но так и есть. Даже Лэндон. Даже Лэндон пострадал из-за нас.

– С чего ты это взяла? – Хардин поднимается на ноги. – Он тебе что-то сказал?

– Нет. – Я тяну Хардина за руку, умоляя не спускаться на первый этаж. – Он всего лишь сказал правду. Теперь я понимаю. Я старалась заставить себя это увидеть, но теперь я все понимаю. – Вытираю глаза и, переведя дух, продолжаю: – Это не ты сломал меня, я сама это сделала. Я изменилась, изменился и ты. Но ты изменился к лучшему. А я нет.

Когда слова произнесены вслух, их легче принять. Мне далеко до идеала. И никогда им не стать. В этом нет ничего страшного, но я не имею права тащить Хардина за собой в пропасть. Мне нужно решить свои проблемы. Нечестно требовать того же от него, не разобравшись в себе.

Он качает головой, не сводя с меня своих прекрасных изумрудных глаз.

– Что за чушь. Ты несешь какую-то чепуху.

– Верно. – Я встаю и заправляю выбившиеся прядки волос за уши. – Но для меня все абсолютно ясно.

Я пытаюсь оставаться как можно более спокойной, но это нелегко, потому что он никак не может понять. Это ведь так ясно, как же можно не понять?

– Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что для меня. Пообещай мне кое-что прямо сейчас, – умоляю я.

– Что? Нет, Тесса. Черт возьми, не буду я ничего обещать. Что еще у тебя на уме? – Он нежно берет меня за подбородок и заставляет поднять голову. Другой рукой вытирает слезы на моем лице.

– Пожалуйста, пообещай мне кое-что. Если у нас есть хоть малейший шанс на будущее, ты должен сделать это для меня.

– Ладно-ладно, – быстро соглашается он.

– Я серьезно. Умоляю, если ты любишь меня, то выслушай и сделай, как я говорю. Если не сможешь, у нас точно ничего не получится, Хардин.

Я не пытаюсь вложить в свои слова угрозу. Это мольба. Мне нужно, чтобы он это сделал. Нужно, чтобы он понял, излечился и начал жить собственной жизнью, пока я буду разбираться со своей.

Сглотнув, он встречается со мной взглядом. Ему не по душе соглашаться.

– Хорошо, я обещаю, – все-таки произносит он.

– Не пытайся догнать меня на этот раз, Хардин. Останься здесь, со своей семьей и…

– Тесса, – он обхватывает ладонями мое лицо, – нет, замолчи. Мы разберемся с этим чертовым Нью-Йорком, не пори горячку.

Я качаю головой:

– Я не поеду в Нью-Йорк и клянусь, что не принимаю все близко к сердцу. Наверное, тебе кажется, что я преувеличиваю и веду себя опрометчиво, но это не так. Мы столько пережили за последний год, и, если не сделаем паузу, чтобы убедиться, что это действительно то, что нам нужно, дело закончится тем, что мы потянем за собой всех окружающих, причиним еще больше вреда, чем уже причинили. – Я пытаюсь объяснить, он должен понять.

– Как долго? – Он горбит плечи и откидывает назад волосы.

– Пока оба не поймем, что готовы. – Я настроена тверже, чем за все последние месяцы.

– Что тут понимать? Я и так знаю, чего хочу.

– Мне это нужно, Хардин. Если у меня не получится взять себя в руки, я буду презирать и тебя, и себя. Мне это нужно.

– Хорошо, твоя взяла. Я согласен, но не потому, что мне этого хочется, а потому, что это будет последнее сомнение, которое я потерплю. Я дам тебе время, но когда ты вернешься, – все. Больше ты не сбежишь и выйдешь за меня замуж. Вот что я хочу взамен.

– Договорились.

Если мы справимся, я выйду замуж за этого человека.

Хардин целует меня в лоб и закрывает дверцу машины со стороны пассажирского сиденья. Я упаковала сумки в сотый и последний раз, и сейчас Хардин стоит, прислонившись к машине, и прижимает меня к груди.

– Я люблю тебя, пожалуйста, помни об этом, – говорит он. – И позвони мне сразу, как доберешься.

Он совершенно не рад тому, что я уезжаю, но так будет лучше. Нам нужно пожить отдельно друг от друга. Мы так молоды и так запутались, и требуется время, чтобы залечить раны, которые мы нанесли своим близким.

– Обязательно. Не забудь попрощаться с ними за меня. – Я обнимаю его и закрываю глаза. Не знаю, чем все закончится, но это необходимо.

– Конечно. А теперь полезай в машину. Больше не могу этого выносить и притворяться, что счастлив. Теперь я другой человек и могу держать себя в руках, но еще чуть-чуть, и я затащу тебя обратно в кровать – насовсем.

Я обнимаю Хардина, и он кладет мне руки на плечи.

– Я знаю. Спасибо.

– Черт, я так люблю тебя, Тесса. Помни об этом, хорошо? – выдыхает он мне в волосы. Я слышу, что голос у него дрожит, и мое сердце рвется на части от желания его защитить.

– Я люблю тебя, Хардин. И всегда буду любить.

Я прижимаю ладони к его груди и тянусь, чтобы поцеловать. Закрываю глаза и всей душой желаю, жажду, надеюсь, что не в последний раз ощущаю прикосновение его губ, не в последний раз испытываю эти чувства. Даже сейчас, несмотря на грусть и боль расставания, между нами постоянно пробегает искра. Чувствую, какие у него мягкие губы и как сильно он мне нужен, и мне хочется передумать и остаться жить в привычном замкнутом круге. Я чувствую его власть надо мной и свою власть над ним.

Отстраняюсь от него первой, запоминая его тихий протестующий стон, и целую его в щеку.

– Позвоню, когда доберусь.

Снова целую его, – быстрый легкий поцелуй на прощание, и он, разворошив волосы, отходит от машины.

– Береги себя, Тесс, – говорит Хардин, пока я сажусь за руль и захлопываю дверцу.

Я не настолько доверяю себе, чтобы ответить. Машина трогается.

– Пока, Хардин, – шепчу я.

Июнь

– Ну как я выгляжу?

Я верчусь перед большим зеркалом, поправляя платье до колен. Прикосновение к бордовому шелку будит воспоминания. Как только я надела это платье, тут же в него влюбилась: ткань и цвет словно переносят меня в прошлое, когда я была совсем другим человеком.

– Нормально?

Это платье отличается от того, первого. То платье сидело свободнее, у него был высокий воротничок и рукава три четверти. Это облегает плотнее, более открытое, по линии декольте узор, без рукавов. Я всегда буду любить то старое платье, но сейчас мне очень нравится, как сидит на мне обновка.