"Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917) - Рафаил Мельников

С доводами адмирала соглашались, но, возводя глаза к небу, говорили, что снаряжение 4-й эскадры-это воля императора. Жалкое было зто зрелище: генерал-адмирал (он, принимая М.А. Данилевского, о крейсерах вовсе не обмолвился); остававшийся и.о. начальника штаба А.А. Вирениус и сам Управляющий явно уклонялись от доклада, который заведомо вызовет неудовольствие императора. Но М.А. Данилевский настаивал на таком докладе, ибо молчание будет равносильно обману императора, который, очевидно, тупиковость обстановки не сознает. И тогда Ф.К. Авелан заявил: "все это так, но кто же доложит об этом государю?" Когда же М.А. Данилевский выразил готовность взять на себя этот тяжелый крест, он услышал: "Может быть, Вам и будет дано такое разрешение", – ответил генерал-адъютант Ф.К. Авелан. Рассказав обо всей экономике экзотических крейсеров, М. А. Данилевский в газете "С.Пб Ведомости" от 26 апреля 1909 г. № 92, писал: "Ясно, что какие-то тайные, неизвестно мне откуда исходящие, но сильные течения парализуют волю министра".

Удрученный столь низким нравственным поведением глубоко уважаемого им ранее сослуживца ("прекрасный моряк, всегда равный, справедливый и достаточно сердечный, но без тени неуместной в старшем офицере слабости"), М. А. Данилевский задавался горестным недоуменным вопросом о столь странной, произошедшей с министром перемене. "Не русскому адмиралу задаваться такими вопросами", – отвечал он сам себе. Секрет был давно всем известен. Это была и та "ужасная специфическая атмосфера нашего современного Морского ведомства, в которой чахнет индивидуальность не только большинства обыкновенных людей, но иногда даже людей, одаренных сильной волей и талантами". Как писал М.А. Данилевский, совершалось одно из тех "тягостных извращений нашего военно-морского быта", при которых правдивый, чуждый лицеприятия, всеподданнейший доклад может становиться для министра не долгом службы Царю и Отечеству, а запретным плодом, вкушение которого может быть гибельным для его служебной карьеры". И оба принимавших М.А. Данилевского бывалых царедворца – Ф.К- Авелан и А. А. Вирениус – сумели не поддаться этому диктовавшемуся долгом соблазну "запретного плода" гражданского мужества. Они не только не допустили к императору М.А. Данилевского, но и предложили ему еще раз "подумать" о командовании "экзотическими крейсерами", а на его решительный отказ предложили заманчивую бюрократическую рокировку: поменяться назначениями с Н.И. Небогатовым. Этот адмирал будто бы считал экспедицию экзотических крейсеров вполне осуществимой и готов был принять на себя командование ими. "Другими словами, – писал М.А. Данилевский, – и.д. начальника Главного морского штаба предлагал мне заменить буффонаду (заведомо неосуществимое, по мнению адмирала, приобретение крейсеров-Авт.) преступным ведением на арену боевых действий эскадры, заведомо непригодной для предполагавшейся ей роли".

Не приняв и это назначение и обязавшись, по-видимому, хранить все произошедшее в тайне, адмирал был возвращен к прежней своей должности в Черноморском флоте. О дальнейшей карьере ему, конечно, думать уже не приходилось. В своем неприятии замыслов приобретения крейсеров и снаряжения третьей эскадры, адмирал был, конечно, далек и от каких-либо предложений о способах их применения. Его о них, скорее всего, и не спрашивали. Нет о них и упоминания в статье. Неизвестным остается и мнение адмирала относительно достоинств 2-й эскадры и той тактики, которой для достижения победы следовало бы придерживаться ее командующему.

О "Славе" – в силу ли малой информированности, мистического действия министерского табу или владевшего адмиралом глубокого пессимизма, – М.А. Данилевский также не упоминал. Мысль о том, что экстренное, с мобилизацией всех сил и средств введение "Славы" в строй было для России в стократ важнее, чем приобретение всех экзотических крейсеров, так и не дошла до сознания обитателей Главного адмиралтейства. Единственным средством побудить их к действию, помимо пребывавшей в параличе императорской воли, могло быть немедленное, широко и гласно высказанное, общественное мнение. К этому средству и попытался обратиться один из офицеров флота. Не скованный, как это было с М.А. Данилевским, обязательствами высокой должности и адмиральского чина, не посвященный прямо в тайные замыслы высшей власти, он попытался заронить в нее искру здравого смысла и военного искусства.

Перед войной с Японией русская армия и флот обладали обширным опытом в области военного и военно- морского искусства.

В обширной и славной истории флота были памятны выдающиеся флотоводцы: Петр Великий (1672-1725), Г.И. Спиридов (1713-1790), Ф.Ф. Ушаков (1744-1817), Д.Н. Сенявин (1763-1831), М.П. Лазарев (1788-1851), П.С. Нахимов (1802-1855). Г.И. Бутаков (1820-1882) опыт эпохи броненосного судостроения обобщил в своих знаменитых "Новых основаниях пароходной тактики" (1863). Обширный курс "лекций о морской тактике и эволюциях" в 1868 г. прочитал в Кронштадте лейтенант Л.П. Семечкин, и в том же году приложением к № 6 его опубликовал "Морской сборник". Адмирал И.Ф. Лихачев в 1888 г. в журнале "Русское судоходство" всесторонне обосновал давно назревшую необходимость учреждения в России службы Морского Генерального штаба. Но бюрократия не только пропустила эту инициативу мимо ушей, но и организовала статью, в которой она с удручающим невежеством и безграмотностью шельмовалась.

В1897 г. вышла монография С.О. Макарова "Рассуждения по вопросам морской тактики". Начатая во время сбора русских эскадр в Чифу в 1895 г. ("на флоте не хватает тактики", – говорил тогда адмирал), эта работа до настоящего времени остается образцовой по широте охвата темы и обдуманности проблем военно-морского искусства. Опережали свое время и опубликованные лейтенантом Н.Н. Хлодовским статьи "Законы развития морской силы" ("Морской сборник", 1898, № 5) и "Опыт тактики эскадренного боя" ("Морской сборник", 1903, № 4- 7). Эти и другие работы, как и труды преподавателя Николаевской морской академии капитана 2 ранга (с 1901 г.) Н.Л. Кладо (1862-1919) "Современная морская война" (С.П6,1901,1905), "Морская тактика" (С.-Пб, 1897,1902), развивали лучшие традиции прошлого, включая и решающий во всяком сражении "принцип сосредоточения сил". Тот самый, которым при Цусиме пренебрегал З.П. Рожественский. Его тактическое искусство вполне отвечало взглядам тех ретроградов, которые "опровергали" И.Ф. Лихачева и в 1899 г. договорились до того, что "мудрено искать морскую тактику-море гладко; всякий маневр одной стороны будет замечен другой стороной, тут и проявятся сообразительность и умение командира…". Стараниями этих ретроградов из сигнального свода 1880-1890 гг. были изъяты содержавшиеся в нем ранее, краткие тактические наставления.

Ослепленные своим самомнением, адмиралы тех лет не могли допустить, чтобы кто-то пытался их учить. Оттого, наверное, утвержденные на флоте, благодаря неимоверным усилиям Н.Л. Кладо, курсы военно-морских наук (до этого Николаевская академия была чисто техническим и гидрографическим учебным заведением) на флоте именовали не иначе как "кулинарными". Соответствующим было и отношение к тактике в верхах, оказавшихся неспособными оценить перспективы стрельбы на дальние расстояния, искусство массирования огня, роль подводных лодок и торпедных катеров. Инициативы создания торпедных катеров капитана 2 ранга П.И. Назарова и капитана 1 ранга В.А. Лилье (1855-1925) поддержки не получили. Безжалостно обошлось время и с немногими почитателями передовой тактической мысли в русском флоте. Инициатор теории артиллерийского боя капитан 2 ранга В.Х. Иениш (1852-1893) погиб на броненосце "Русалка". Адмирал И.Ф. Лихачев был оставлен в роли зрителя в начавшейся войне. С.О. Макаров погиб, не успев реализовать и усовершенствовать свои тактические взгляды, изложенные в объявленной им 4 марта "Инструкции для похода и боя". З.П. Рожественский не счел нужным принять эту инструкцию для своей эскадры, хотя она входила в состав флота Тихого океана.