Порода. The breed - Анна Михальская

— Сюрприз? — воскликнула я с ужасом.

— Ну, не совсем, — успокоила Энн. — Я ее предупредила. Без этого нельзя, Анна, как вы могли подумать, что к Catherine можно поехать просто так. Мы обо всем договорились.

Интересно, о чем это они договорились, эти старые женщины? О чем это — обо всем? Нет, тут что-то есть…

— Ну, пора к Мэй. Catherine прислала факс — во всех подробностях описала, как доехать, бедняжка. Мы, старики, понимаем, что на память надеяться не приходится, и слишком волнуемся о мелочах, Анна. Вас, молодых, это раздражает, я знаю. Вот, держите, — и она протянула мне два тонких, полупрозрачных листа, исписанных странным, очень крупным почерком. Казалось, по ним ходила какая-то дикая птица — так угловаты были характерные буквы, так высоко взмывали черты заглавных, а хвосты строчных и дуги скобок опускались так резко и низко, что перечеркивали следующее. Да и сами линии, свободные и сильные, даже несколько залихватские, говорили об энергичной старости и полном здоровье — в них не было ни следа дрожащей склеротической слабости, страха, неуверенности одиночества… — Будете читать Ричарду по дороге. Нас с мужем всегда возил в Девон шофер, так что Ричард там, кажется, и не был. Да, милый? У тебя есть несколько минут — сходи на псарню, передай мое поручение и просто посмотри, как там дела.

И Энн, небрежным жестом приглашая меня следовать за ней, направилась в гостиную, где на диване дремала Мэй, а внизу, на ковре рядом, блестели глянцевые журналы. Энн нажала кнопку звонка. В моем сознании это уже было так тесно сцеплено с едой, как у собаки Павлова. Стэффорд и бордер бросились тормошить спящую и ворошить страницы светской хроники в «Country Life». Энн вышла распорядиться о ланче.

Я подняла один журнал. Фотопортрет занимал целую страницу: милая немолодая девушка, русоволосая, очень просто причесанная, в декольтированном платье цвета ее собственной кожи, держит в неимоверно длинных пальцах, будто выточенных из слоновой кости, букетик мелких желтых примул. На безымянном пальце сверкает бриллиант. Серые глаза под густыми прямыми бровями выражают то же отрешенное, надмирное спокойствие, что золотая маска Тутанхамона. Две еле заметные черточки у краев сомкнутых губ обозначают улыбку.

«Мисс Александра Мортон, старшая дочь достопочтенных Алистера и Миссис Мортон, из Вейсмор Парка, Глочестершир, недавно помолвлена с мистером Ричардом Вестли, третьим сыном лорда и леди Вестли, Ферлоу Холл, близ Ньюмаркета, Саффолк», — прочитала я. По верху страницы шла надпись: «Country Life Vol. CLXXXIV No.6 February 8, 1992» [155]. Я выпустила из рук журнал, и он тяжело упал у дивана. Мэй шевельнулась и уронила с дивана руку. Собаки с новой силой устремились к ожившей игрушке, топча глянцевые страницы другого издания. С одной из них на меня смотрел Ричард — да, конечно, это был он, только в черной каскетке для верховой езды. Из-под короткого козырька выбивались светлые пряди, весело смотрели голубые глаза, сверкала белозубая улыбка. Зубы показались мне слишком крупными. Рядом с ним, в такой же каскетке, стояла — теперь я знала кто — мисс Александра Мортон. На этом фото она улыбалась шире, и зубы ее были еще белей и крупней, чем у Ричарда. Да, собственно, и гадать было нечего — под фотографией в журнале «Horse and Hound» [156] была уже не строчка, а целая заметка под названием «Трио новых распорядителей Охоты Уоттсмор». Из нее я узнала, что в следующем сезоне в организации псовой охоты в графстве Саффолк грядут серьезнейшие перемены: на смену приходят молодые руководители. После приличествующих случаю благодарностей уходящим и похвал их значительному вкладу в благородную забаву следовали поздравления. Сначала — единственной даме: мисс Александра Мортон характеризовалась как опытный наездник, успешно управлявший Объединенной Охотой Скитчли в течение последних четырех сезонов. Выражалась уверенность, что с новыми обязанностями она справится так же блестяще. «Назначение Ричарда Вестли, — говорилось далее, — продолжает семейные традиции, так как его отец, лорд Эдмунд Вестли, является Председателем Ассоциации распорядителей псовых охот и Распорядителем Охоты Ферлоу. Семья Вестли давно охотится вместе с Уоттсмор, располагая обширными землями в графстве и собственным питомником фоксхаундов». О третьем члене молодого «трио» я читать не стала, а бросила журнал на пол, поверх спокойного лица мисс Александры в «Country Life». Мэй уже сидела на диване, я подала ей руку, и мы двинулись в столовую.

Ланч и Ричард не замедлили явиться. Подали суфле, авокадо и еще что-то очень полезное. На стол рядом с тарелкой я положила листки с факсом от внучки русского царя.

— Как приятно видеть Анну такой порозовевшей, — весело заметила Мэй.

— Да, но отчего вы так раскраснелись, дорогая? — Энн внимательно посмотрела на меня.

— Ах, ей все идет, — с гордостью сказал Ричард. — Правда, Анна! И глаза блестят.

— Анна почти ничего не пьет сегодня, даже шерри, — удивилась Мэй. — И водки ей не досталось — извини, Энн, но я, кажется, одна почти все выпила — там, в гостиной… Пока вы разговаривали о дороге.

— Анна, милая, а нет ли у вас температуры? Может быть, это жар? — и Ричард выскочил из-за стола — наверное, сейчас побежит за термометром.

— Не беспокойтесь, все в порядке, — сказала я, призвав на помощь свой новый голос, и на этот раз голос вовремя признал меня своей. — Я немного волнуюсь перед поездкой — предстоит столько интересного! И потом, мне так хочется поскорее встретиться с Catherine!

И все сошло прекрасно. Мне поверили. Я действительно краснею, когда волнуюсь. Цезарь отобрал бы меня для своих легионов: я читала, что в минуту опасности он проходил вдоль строя и оставлял для боя только тех солдат, кто покраснел, а побледневших отправлял в тыл или вообще восвояси. На этот раз это было не просто волнение — скорее ярость. — Ну что ж, — думала я, вычерпывая ложечкой желтоватую мякоть со сливочным маслом из темно-зеленой пупырчатой половинки авокадо. — Все как всегда. Наконец-то все встало на свои места. Безумная любовь и такие же обещания. И все — ложь. А старушка Энн какова! Ох, — сообразила я, — нет, я ошиблась. Ошиблась! Энн была совершенно правдива, и никакие фотографии не могли меня в этом разубедить.

Значит, все очень просто: помолвка есть помолвка — в феврале еще была, а в июне ее уже нету. Но все равно противно. А почему, собственно? Меня же никто ни о чем не спрашивал, вот и Ричард не обязан был ничего рассказывать. Да я ведь и сама не проявила ровно никакого интереса к его жизни — что для меня слишком обычно. Невнимание к людям, даже безразличие… Бедный Ричард. Я, конечно, чудовище. Оживилась на некоторое время, как дракон в туманном облаке на вершине погасшего вулкана — загорелась от шотландских закатов. А сейчас, не любя, ревную и злюсь. Бедный, бедный Ричард! Вот он смотрит на меня — на мои губы. За эти немногие дни он похудел. Сейчас, почувствовав мой взгляд, поднял глаза. Его зрачки расширились, и вокруг них виден очень тонкий голубой ободок радужки. А мои щеки так и горят, и становится все жарче. Это начинается утихший было шотландский синдром, — почти в отчаянье поняла я. Наступает, дышит волнами пламени дракон, разбуженный яростью и ревностью. Ах, Остров Туманов, Эйлеан А'Хео!