Берсерк - Ольга Григорьева
Шрифт:
Интервал:
Берсерк расхохотался:
– Женщины часто искали меня, но не так настойчиво.
Сжимая кулаки и чуть не плача, я выкрикнула:
– Тварь! – Забыв обо всем на свете, я бросилась к нему. Пусть убивает! Ледяное царство мар лучше, чем этот уверенный взгляд врага!
Хаки перехватил меня и с коротким выдохом швырнул на лавку. Боль пронзила спину. Рядом сверкнули волчьи глаза берсерка, а щеки коснулось его жаркое дыхание.
– Ты уже отомстила мне, чего еще ты хочешь? Убить меня прежде, чем вороны откроют путь в Вальхаллу?
Страх придал мне силы. Хаки сошел с ума! О чем он? Какие вороны, какая Вальхалла?!
– Отпусти! – взвыла я, и он отпустил, вернее отбросил, как ребенок отбрасывает непонравившуюся игрушку:
– Иди!
С трудом понимая, что происходит, я встала на ноги. Хаки призывно свистнул. В светлый проем двери втиснулся дюжий мужик из его хирда.
– Уведи ее, Скол, – приказал Хаки, – и скажи Свейнхильд, что она невиновна в смерти Черного.
– Но…
– Она не знала, что было в чаше, – перебил бер-серк. – Отраву всыпал грек. Рабыня виновна лишь в том, что дала эту чашу Трору.
Зачем он лгал? Он не смел быть великодушным! Он должен был оставаться зверем!
Сердитое лицо вошедшего разгладилось.
– Коли ты так решил…
На дворе Скол почти сразу отпустил мой локоть. Я огляделась. В отдалении, сомкнувшись тесным полукругом, стояли хирдманны Волка. Злые, несокрушимые, как морские скалы, и такие же молчаливые… Старик со шрамом, который пленил Тюрка, тоже был там. Его губы Дрожали от едва сдерживаемой ненависти, а длинный шрам налился кровью. Достаточно было взглянуть на эту багровую полосу, чтоб понять – урмане жаждут расправы. Приказ берсерка может смутить рыжую Свейнхильд,. но не этих озлобленных нелюдей. Они убьют меня прямо тут, у дверей чужой избы.
Я подняла глаза к небу. Вдалеке над лесом перекатывался золотым шаром ослепительный лик Хорса. Выйти бы к нему, поклониться, попросить совета и. участия…
Скол шагнул вперед:
– Она невиновна. Хирдманны не шевельнулись.
– Так сказал Хаки, – добавил Скол, и тогда они расступились, медленно и неохотно, подчиняясь лишь. неоспоримому слову хевдинга. За один день Хаки дважды сохранил мне жизнь…
Скол подтолкнул меня в спину, и я пошла. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, словно желая убежать от сумрачных, похожих на порождения Кровника людей. Откуда-то появилось чувство вины, и захотелось, чтоб кто-нибудь из них воткнул нож в мою спину, но никто не стал преследовать меня и не попытался остановить.
Задыхаясь от невыплаканных слез, я пробежала дорогой, метнулась через поле, к болотине, где замер корабль Хаки, но, так и не добежав, рухнула вниз лицом в высокую траву. Голос берсерка звучал в памяти и требовал ответа. «Разве ты не убивала? – шептал он. —Разве у тех, кто пал от твоей руки, не было жен? А скольких детей ты оставила без отцов? Сколько горя принесла? Чем ты лучше меня?» Честный ответ дрожал-на губах и раздирал горло, но лучше было умереть, чем произнести его вслух!
После слез пришел сон, а утром меня разбудил Левеет. Солнце еще не поднялось, и по траве полз густой туман, но, казалось, Левеет не чувствовал холода. Его босые ноги сбивали росу, а голенища сапог жалобно выглядывали из пухлой торбы.
– Вставай, – встряхивая меня, сказал он. – Хозяйка велела гнать скотину на дальние пастбища. Ты пойдешь со мной.
Все еще не понимая, где я и как тут очутилась, я завертела головой. Вчерашний разговор с берсерком показался нелепым сном. Только во сне мой враг мог пощадить своего убийцу.
– Свейнхильд очень рассердилась, когда Хаки приказал не трогать тебя, – присев на корточки, беспечно продолжал болтать Левеет. – Все слышали, как они спорили. А потом Волк разозлился и сказал, будто еще до середины лета уйдет в Норвегию и больше сюда не вернется. Тогда Свейнхильд стала плакать и просить у него прощения…
– А он? – вполуха слушая паренька, спросила я.
– Он – хевдинг, а настоящий хевдинг не отказывается от своего слова, – гордо заявил Левеет. – Он уйдет. Его люди уже занялись кораблем… Когда-нибудь я стану таким же сильным, как они, и сам отправлюсь в море. Трор говорил, что из меня может вырасти настоящий воин. – Вспомнив Черного, Левеет погрустнел. – Люди болтают, будто это ты отравила Трора и пыталась убить Хаки, но я не верю. Разве тогда Волк отпустил бы тебя? Он мог пощадить своего врага, но не врага Трора. Он любил Черного больше, чем родных братьев.
Любил… Он умел любить и прощать, а я так и не научилась. Урманский зверь оказался милосерднее словенской женщины.
– Трор был очень добрым. Он защищал меня и дарил разные диковины. Вот, гляди… – Паренек полез рукой куда-то под рубаху и вытащил оттуда круглую крученую ракушку с длинными шипами по бокам и дыркой в середине.
– Это привез Черный. Если посмотреть сюда, – он приложил раковину дыркой к глазу, – то кажется, что земля стала маленькой и ее можно унести на ладони.Хочешь взглянуть?
Нет. Нельзя смотреть! Нельзя даже думать о том, что Трор мог быть добрым или Дарить кому-нибудь такие чудеса…
Обидевшись, Левеет спрятал ракушку.
– Ладно, нечего попусту болтать. Нам еще собирать стадо. Вставай!
Собирать стадо… Я обреченно поднялась на ноги. Что ж, ненависть загнала меня в ловушку. Теперь впереди ждала тоскливая жизнь рабыни, а где-то в Кольеле oн поднимал на руки своего первенца, и чуть дальше Красном Холме, голым наростом торчал березовый пенек, а возле него сидел грустный шилыхан. Жизнь продолжалась… Берсерк Хаки собирался в далекие походы. Но ведь не навсегда? «Нити Норн спутаны», – сказал он. Может, еще не все потеряно и он вернется?
– Солнышко всходит! – прищурившись на небо, засмеялся Левеет, и, очнувшись от ночной дремоты, в моей груди закопошился паук мар. Злобно дергая лапами, он полз к сердцу. Я вскрикнула, согнулась и сдавила руками грудь. Левеет участливо склонился:
– Тебе плохо?
– Да…
Да, мне было плохо. Я должна была убить Хаки, уже не зная – хочу ли этого…
После разговора с рабыней у меня на душе стало спокойнее. Словенка ничего не знала о Вальхалле и о стае воронов на Бельверс-те. Она была обычной женщиной. Отчаянно смелой и упрямой, но никак не колдуньей. Она пыталась отомстить мне и Трору не заклинаниями и заговорами, а ядом и мечом. Что до моих видений, то они стали казаться не более чем дурным сном, а если я ошибался – словенку тем более нужно было оставить в живых. Время сотрет и ее ненависть, и преграду на Бельверсте…
Свейнхильд считала иначе. Дара пугала ее. Лисица так хотела проучить отравительницу, что прибегла к угрозам.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!