Кладоискатель и доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков

— Что вам здесь, медом намазано? — мысль о лежащем под грядками золоте изрядно прогревала ему кукушку.

— Да, намазано, — подбоченилась владелица земли. — У нас туточки свои интересы!

Торг перешел в перепалку.

— Сколько стоят ваши интересы? — слово это взвинтило Рериха. — Я их оплачу!

— Да хучь всю меня золотом осыпь, земля непродажная!

При упоминании о золоте у Володи едва не случилась истерика. Лицо его перекосилось в беспомощной гримасе.

— Пятнадцать тысяч! — прокричал он. Хохлушка перепугалась.

— Двадцать. Двадцать пять. Тридцать. Что же вы со мной делаете, Оксана Андреевна! — завопил Рерих.

Женщина заморгала.

— Витя, ходи ж быстрее сюда!

Тоскливо поджимая в ботинках пальцы от этой душераздирающей сцены, я покрылся потом.

— Пятьдесят тысяч. ПЯТЬДЕСЯТ!

Появившийся на зов жены Виктор застал ее втянувшей голову в плечи, коммерсанта, в исступлении скачущего перед ней и производящего впечатление психа.

— Че вы тут голосите? — поспешил на помощь хозяин.

— Предлагаю ей хорошие деньги, а она не берет, — пожаловался Володя, находящийся на грани нервного срыва. Сокровище, до которого было рукой подать, вопреки ожиданиям доступнее не становилось. Это и бесило.

— Вы насчет дома? — спросил Виктор.

— Его самого, — кивнул Рерих, хотя домом не интересовался. — Вы обещали подумать в прошлый раз.

Женщина почувствовала поддержку и опять приняла бойцовский вид.

— Мы посоветовались, — спокойно сообщил Виктор.

Рерих заметно напрягся, весь превратившись в слух.

— Решили не продавать.

— Ну как же так?! — Володя чуть не заплакал. — Я вам предлагаю солидные бабки. Вы слышали: пятьдесят тысяч долларов.

Хозяин отрицательно покачал головой. Такой ответ подействовал на Рериха, как красная тряпка на быка. Он принялся истошно вздувать цену, словно яростью можно было чего-то добиться.

Горлом взять новороссийских мигрантов не удалось.

— Не в деньгах дело, — пояснил хозяин, когда Володя выдохся и пожух. — Мы не хотим продавать дом, а то вообще все потеряем. Времена щас жестокие, сами знаете. Денег можно в два счета лишиться и головы в придачу. А это хоть хибарка, а все ж своя. Да и куда мы из дома поедем?

— Даю трехкомнатную в центре и двадцать тысяч доплаты, — предложил Рерих.

— Этот участок, кстати, не из дешевых, — намекнул хозяин.

— Коттедж в Озерках и тридцать тысяч! — выкрикнул Володя.

— Да шо вы так в наш дом вцепились, як клещ какой? — изумилась Оксана Андреевна.

Провокационный вопрос напрочь свинтил Рериха с катушек. Едва не дошло до драки.

* * *

— Вот, значит, как! Пусть тогда ребята с ними разбираются.

— Я не считаю это хорошей идеей, — заметил я. Володя обиженно засопел и потер ладонью глаза.

Уже который раз я играл при нем роль няньки. Делом это было нелегким. Коммерсант вел себя будто капризный ребенок, недосягаемость сокровища сводила его с ума. В машине Рерих заплакал, а по прибытии домой начал грозиться и строить далеко идущие планы с использованием меченосцев.

— А я считаю, — прошипел Володя. — Сотни домовладельцев бесследно исчезают в Петербурге каждый год, ну и что? Кто будет разыскивать заезжих арбайтеров? У них даже заявление в милицию подать некому — все родственники на Украине остались.

— Что ты, Вова? Ты что? — Одна мысль о подобном исходе приводила меня в содрогание.

— А что? — невинным тоном спросил Рерих.

— Нас же видели соседи. Они номер машины запомнили. Ты совсем сбрендил?

Володя только посмеялся.

— Я так понимаю, за нами никто не приглядывал, — сказал он. — А сокровище мы выкопаем в тот же день. Пусть милиция ищет. Даже, допустим, найдут меня. Как докажут мою причастность к убийству? Да, приезжал я, не отрицаю, землю под застройку присматривал. Но и не более того. Я же на землю претендовать не стану.

Звучало это резонно, но меня не устраивало.

— А «братьям» ты это как объяснишь? — воззвал я к благоразумию Рериха. — Что ты скажешь начальству, когда тебя попросят обосновать столь радикальный приказ? Волей-неволей придется рассказать о кладе.

— Да, это верно, — пробормотал Володя.

Он достал из хумидора сигару-дирижабль Остапа Прохоровича и выкурил ее в затяг целиком.

Я откупорил бутылку элитного коньяка «Лейра» и наполнил два хрустальных «тюльпана». Пока Володя дымил, я выхлестал халявного, а потому особенно вкусного напитка граммов сто пятьдесят. Мне было, откровенно говоря, страшно. Ситуация выходила из-под контроля, и я начинал жалеть, что ввязался в скользкую затею с кладом. Она могла очень дорого обойтись.

Мне было холодно и неуютно.

Успокоив немного нервы, Рерих пришел к выводу, что губить хохлов непродуктивно. Придется делиться с «братством», а это накладно. «Братья» разделят по-братски, то есть загребут себе почти все. Кроме того, станет ясно, что Рерих изначально замышлял присвоить сокровище и обратился за помощью к Обществу, лишь когда обнаружил, что одному такая операция не по силам. Начальство не одобрит. Рерих раскрыл дорофеевский «Цветник» и долго вглядывался в схему, словно желая установить с хозяевами земельного надела медиумическую связь.

— Ты — умный человек, Виктор тоже не дурак, — подсобил я Володе в разрешении острой проблемы, — а два здравомыслящих мужчины всегда сумеют договориться.

— Ладно. — Рерих перевел взгляд с чертежа усадьбы на меня. — Я так понимаю, всякое предприятие требует накладных расходов.

Я смотрел ему в рот. Бог его устами предрекал исход кладоискательской кампании.

— То, что нельзя купить за деньги, — подытожил Рерих, — можно получить за большие деньги.

* * *

— В какой-то момент я чуть было не согласилась на пятьдесят тысяч долларов, — сказала Ксения.

Мы с супругами сидели у корефана на кухне. Теплая домашняя обстановка в кругу друзей казалась мне настоящим раем. На столе стояла початая бутылка водки и нехитрая закуска: малосольные огурчики и картошечка с собственного огорода.

— А я на коттедж в Озерках чуть было не купился, — признался Слава, — уж больно заманчиво звучало.

— Вряд ли мы остались в проигрыше, — лениво заключил я. Сумма, полученная Ксенией за свою дачу, была поистине астрономической. Рерих, наверное, разорился. — Игра стоила свеч. За этот нехитрый спектакль мы получили по высшей актерской ставке. Больше платят только в Голливуде и то далеко не всем.

— Милый, я так тебя люблю, — чмокнула меня в ухо пьяная Маринка. Бутылка на столе была далеко не первая.