Нет причин умирать - Хилари Боннер

Последний звонок был от Дженнифер: «Я оставила сообщение и на твоем мобильнике, Джон. Я думала, ты собирался зайти к нам. У меня есть кое-какие новости».

Он выключил автоответчик, выдернул телефон из розетки и несколько минут сидел, уставившись в пустоту. Наконец он встал, пошел в ванную и вытащил пакетик нурофена, который всегда был у него в шкафчике. Затем он поднялся наверх и обыскал кухонный шкаф, где хранились все остальные лекарства. Он нашел немного парацетамола, еще нурофен, но самое лучшее – на три четверти полную бутылочку снотворных таблеток, которые прописали Мойре, когда она только начинала болеть. И в кармане его куртки все еще были остатки убойных болеутоляющих, которые ему дал полицейский доктор. Он собрал все это в кучу и положил в плетеную корзиночку на столе, которую Мойра использовала под хлеб. Затем он пошел к другому шкафчику на кухне, который служил ему баром. Келли знал, что алкоголик, который просто избегает встреч со спиртным, чтобы не пить, вряд ли достигнет желаемого результата. Он ни разу еще не соблазнился тем спиртным, которое держал дома. Келли всегда думал, что не надо лишать гостей возможности выпить только потому, что хозяину пить небезопасно. Он порылся в своем баре и в самой глубине нашел нераспечатанную бутылку «Гленморанджи», который – повод для смеха – был любимым солодовым виски Ника. И Келли, когда он пил.

Он достал из шкафчика бутылку, нашел подходящий стакан, взял корзиночку с лекарствами и направился в гостиную. Он включил радио. На «Классик-FM» играло что-то из Моцарта, хотя он и не знал точно, что именно. Он включил звук на полную катушку. Хотелось заглушить собственные мысли.

Он задвинул шторы на окнах, что выходили на улицу, сел в свое любимое кресло, откинулся и попытался расслабиться. Второй раз за последние три дня он приготовился умереть. Но только на этот раз он убьет себя сам.

На столике рядом с креслом лежали ручка и блокнот, и на какую-то долю секунды Келли задумался – не написать ли что-то вроде письма. Но ему было абсолютно нечего сказать. И наконец, когда Келли был так близок к смерти, он понял, почему только двадцать пять процентов самоубийц оставляют прощальную записку, – статистика, которая раньше всегда казалась ему странной.

Несколько секунд он просто сидел и слушал музыку, надеясь, что она поможет отключиться. Затем он выпрямился в своем кресле, открыл бутылку «Гленморанджи» и начал наполнять виски стеклянный бокал, который стоял рядом на столике. Он наполнил бокал до краев. Затем взял бутылек со снотворными таблетками Мойры, высыпал их на ладонь и пересчитал. Двадцать. Наверняка хватит. Он взглянул на другие таблетки на столе. Можно выпить еще и парацетамол, чтобы уж быть уверенным, но он решил начать со снотворного.

Он положил в рот две таблетки, взял стакан и приготовился запить их большим глотком виски.

Затем в дверь позвонили. Инстинктивно Келли поставил стакан. Потом снова взял его. Кто бы ни находился за дверью, это не имеет никакого значения, сказал он себе. В любом случае это скорее всего его сторожевые псы из полиции, и ему совсем не хотелось встречаться с ними. Он будет просто продолжать делать то, что собирается. Он не мог придумать ни одной причины, почему ему стоило бы оставаться на этом свете.

В дверь снова позвонили. Келли набрал в рот виски и проглотил. Первая пара таблеток исчезла в его горле. Он уже было взял еще две, как она начала звать его через почтовый ящик.

– Джон, Джон, ты там? Мы беспокоимся за тебя. Я звонила и звонила тебе. – Открой дверь, Джон.

Черт, подумал Келли. Это была Дженнифер. Человек, которого он никогда не мог не заметить. Однако он по-прежнему не собирался открывать дверь. Но он все-таки поставил стакан с виски и высыпал таблетки обратно на стол.

Дженнифер продолжала кричать через почтовый ящик:

– Джон, я говорила тебе, что у меня есть новости. Хорошие новости. Паула снова беременна, Джон. У нее будет девочка. Она делала снимок, и у нее будет девочка. Вторая внучка мамы, и так скоро после ее смерти. Как будто это было так задумано, Джон. Разве это не чудесно?

Келли схватился руками за голову. Она, разумеется, болела. Но она болела уже три дня подряд, с тех пор, как его единственный сын пытался его убить.

– Джон, Джон.

Голос ее стал более печальным, видимо, она уже перестала надеяться, что он дома. По крайней мере на то, что он откроет дверь. Он слышал, как ящик захлопнулся. Он представил себе, как она разворачивается и медленно плетется по тропинке через маленький садик, расстроенная тем, что не смогла поделиться своими новостями, и все еще волнуясь за него.

Вдруг Келли вскочил на ноги и выбежал из гостиной, почти не соображая, что делает, действуя словно на автопилоте. Он распахнул входную дверь как раз в тот момент, когда она выходила из ворот на тротуар.

– Дженнифер, – сказал он.

Она повернулась с улыбкой, но улыбка сразу же исчезла, как только она увидела его лицо.

– Боже мой, Келли. Что же с тобой случилось?

– Да я резко затормозил и ударился головой о ветровое стекло, – быстро соврал он. – Это все из-за дурацкого «вольво». Ненавижу его.

Она снова улыбнулась.

– Прости, – продолжал он. – Я валялся в кровати, мне не очень-то хорошо.

– Я не удивляюсь. О господи, Джон, ты уверен, что ты в порядке? Ты здесь совсем один. Ты был у врача?

– Да. Был. У меня все нормально. Я просто устал и немного болею. Вот и все.

Она кивнула:

– Джон, ты слышал, что я говорила?

– О Пауле? Да. Это действительно замечательная новость, Дженнифер.

Он понял, что действительно так считает. Это замечательная новость.

– Они хотят назвать ее Мойрой. В честь мамы. Ей бы это понравилось, да?

– Да. Ей бы это понравилось. – Келли чувствовал, что его глаза стали влажными.

– Ты не хочешь, чтобы я вошла, приготовила тебе поесть или что-то еще?

– Нет. Нет. Но спасибо тебе. Я думаю, мне просто надо выспаться.

– Паула и Бен приезжают на выходных. Ты придешь к нам на воскресный обед? Отпраздновать их новость.

Келли задумался.

– Нам бы очень хотелось, чтобы ты был с нами.

– Да, – сказал он. – Конечно. С удовольствием.

– Здорово. – Дженнифер ушла с улыбкой на лице.

Келли закрыл дверь и пошел обратно в гостиную. Он смел все таблетки обратно в плетеную корзинку, взял их вместе с бутылкой солодового виски и со все еще почти полным стаканом пошел наверх в ванную.

Там он вылил содержимое бутылки и стакана в раковину и спустил все таблетки – за исключением нурофена и оставшихся болеутоляющих, которые еще могли пригодиться, – в унитаз. Потом захлопнул крышку унитаза, сел на него и заплакал.

Шесть месяцев спустя Карен сидела за своим рабочим столом в полицейском участке Торки и безутешно перелистывала нескончаемое количество папок и отчетов, которые к тому времени скопились по хэнгриджскому делу. Она боялась, что ей больше ничего не остается, кроме как все отложить. Притом что это было самое будоражащее дело за всю ее практику.