Кладбище - Эдриан Маккинти

Я прыгну на него. Прыгну ему на спину и попытаюсь обхватить шею левой рукой. Резкий рывок может сломать ему шею. Я заберу его куртку, рацию, револьвер, выстрелом разобью замок «браслетов» и спрячусь на другой стороне пруда.

Я оторвал руки от земли. Сгруппировался. Начал выпрямляться. Б-бамм!

Оглушительный грохот.

Страшный удар в плечо.

Меня подбросило в воздух, закрутило...

Я налетел на дерево и сполз по стволу вниз. Судя по ощущениям, у меня была сломана по меньшей мере половина ребер.

Джеки обернулся. Он стоял прямо надо мной. Я приземлился у его ног. Протянул было руку, чтобы схватить его за ногу и рвануть на себя, но движение оказалось таким замедленным, что он без труда увернулся.

Шок, словно от удара молнии. Ребра. Сломанный нос. Легкая контузия — пуля, попавшая мне в плечо, отрикошетила в голову. Раны были не слишком тяжелые, но сейчас они могли меня погубить.

— Не двигаться! — приказал Джеки, наставляя на меня свой крошечный револьверчик двадцать второго калибра.

— Я попал в него!— завопил где-то позади Трахнутый. — Попал, мать его так!

— Иди сюда! — позвал Джеки.

Запыхавшись, подбежал Трахнутый. Его пистолет еще дымился, а ухмылка была, как всегда, омерзительной.

— Он умер? — спросил Джеки.

— Ничего подобного. От этого он не умрет. Не так ли, Шон, или как там тебя на самом деле?.. Я его только ранил, Джек.

— Отличный выстрел.

— Ага. И я чертовски рад, что не убил его. Предатель должен умирать медленно. Он еще тысячу раз пожалеет, что моя пуля не угодила в его гнилую башку!

— Не только предатель, но и лжец! — прорычал Джеки.

— Пожалуй, нам лучше перейти к делу, — сказал Трахнутый, и я с трудом повернулся, чтобы взглянуть на него. Его губы изогнулись в предвкушении, глаза лихорадочно блестели.

«Пожалуй», — хотел я сказать, но у меня оказался полный рот крови. Кровь была везде: в носу, во рту, даже, кажется, в ушах. Медленные, горячие струйки стекали по подбородку в вырез майки. Руки и ноги словно налились свинцом. Веки отяжелели. Глаза закрывались сами собой.

Сквозь шум в ушах я с трудом различал голоса.

— Ты подстрелил его, Трахнутый? — спросил подоспевший Джерри.

— Да.

— Он мертв?

— Нет, Джерри, очень даже жив.

— Что будем делать? В яму его?

— Конечно. Но сначала его надо допросить. Отнесем его в коптильню, к генеральскому сынку.

— Может быть, включим его в условия нашей сделки?

— Нет, Джеки, мы используем предателя в качестве наглядного примера, чтобы другим было неповадно шпионить за нами. Когда федералы его найдут, им станет ясно, что они совершили серьезную ошибку. Я хочу, чтобы они поняли — и все остальные тоже, — что мы не в игрушки играем.

Просто оставь меня здесь, Трахнутый. Ради всего святого!.. Я скоро умру, обещаю! Только оставь меня здесь!

— Хочешь, чтобы я оттащил его в коптильню?

— Да. У тебя, кажется, была веревка?..

Напуганные выстрелом птицы снова защебетали в листве. Кто-то завязывал на моем бедре грубую веревочную петлю. Капли воды брызнули мне в лицо — это был долгожданный дождь. Частый холодный дождь из Квебека, с Гудзона или с Ньюфаундленда.

— Нет, Джек, не так. Здесь нужен скользящий узел. Дай-ка мне...

— Я держу... Подними ему ноги, а я накину петлю.

— Лучше на шею, а не на ноги...

— Сделай, как он говорит. Надень петлю на шею.

Нет, не нужно! Зачем веревка? Просто брось меня здесь, Трахнутый. Оставь меня в этом лесу, и я умру. Дождь превратится в снег, и никто не найдет меня до марта, когда я оттаю, словно языческое приношение новой весне. А может быть, меня не найдут еще очень долго, пока от меня не останется ничего, кроме скелета, пары ботинок и прекрасно сохранившегося углеволоконного протеза.

— Смотрите, он шевелится, ползет куда-то! Наверное, удрать хочет!

— Держи крепче веревку!

Я ползу? Куда? Все равно куда. На север, под прикрытие грозового фронта, дышащего близкой зимой. За реку Святого Лаврентия, за Оттаву и Капискау.

— Давай, Трахнутый, действуй.

Если я сумею ползти достаточно долго, то рано или поздно окажусь в стране медведей. Между этим местом и Северным полюсом вообще ничего нет, и я мог бы преодолеть это пространство незамеченным, потому что сейчас я тоже невидим.

Веревка натянулась, стиснула горло, и я перестал дышать.

— Тащить его, что ли?

— Нет, сначала его надо научить послушанию.

И на меня градом посыпались удары. Жестокие удары трех пар обутых в тяжелые башмаки ног. Неистовые, яростные и бессильные удары троих разочарованных и преданных мужчин.

По ногам, по ребрам, по голове и в пах. Я терпел их целую минуту, а потом без всяких усилий перенесся в другое место.

Бутылка может оказаться самой важной вещью на свете. Самая обычная, грязная бутылка из-под кока-колы, которая валяется на полу и которую никто не замечает.

Страх — мой враг.

Боль — мой союзник.

Я вспоминаю... Обнаженный труп плавает лицом вниз в наполненной водой колее проселочной дороги в какой-то болотистой местности. Перед смертью этого человека сильно и долго били, так что его кожа приобрела багрово-черный оттенок. Идет дождь, с просторов Сперринса несется прохладный ветерок. Где-то воют собаки. Тускло поблескивает выпуклый глаз фотоаппарата. Труп безусловно мужской, но гениталии вырезаны, глаза выколоты отверткой, ногти на руках и ногах сожжены электросварочным аппаратом. Коленные чашечки раздроблены, и белая синовиальная жидкость запеклась на лодыжках, словно слюна. С головы снят скальп, ноги связаны колючей проволокой. Под мышками видны ожоги — туда прикладывали электроды, которые сожгли ему все волосы. В небе над трупом мрачно парит вертолет, и болотная трава тянется навстречу летательному аппарату, будто приветствуя какое-то чудовищное божество, перед пришествием которого угрюмые и сырые туманные торфяники замирают в благоговейном молчании.

Я уже видел эту картину. Видел несколько раз. Доносчик, убитый выстрелом в висок. Фотографии были вложены в одно из досье, с которыми знакомила меня Саманта. Собственноручный шедевр Трахнутого, исполненный в размытой, черно-белой гамме болотного края.

С Самантой Трахнутый обошелся, считай, почти по-джентльменски. По его собственным меркам, разумеется.

Я знаю, на что он способен, и...

Кто-то трясет меня за плечо.

Страх — мой враг.