Визит дамы в черном - Елена Хорватова

— Ну вот, подруливает как-то к ней Семен Кузьмич Ярышников, покойного старика Ярышникова, мясоторговца, сынок, и говорит: «Тут у вас в гостинице моряк хромой проживает, герой — кверху дырой, так он у меня невесту отбил». Ну Дуська-то дура, я и говорю, дура-дурой, уши развесила. А Ярышников ей наплел, прямо роман из парижской жизни, что вы мне давеча читать велели для упражнения грамотности, — тут тебе и страсть, и ревность, и коварный соперник, и обманутая девица, и тайная жена. Заморочил Ярышников Дуське голову. А потом просит: «Нужно мне в номер к нему пробраться и письма невесты забрать. Я ее из лап злодея вырву. Помоги мне, Дуся, а не то я жизни себя лишу — застрелюсь или повешусь!» Так она Ярышникова в номер к моряку провела, ну не дура? А вскоре оказалось, что чемодан Витгерта вскрытый и револьвер похищенный, и из этого револьвера дамочку в маскараде укокошили. А Дуська-то еще и вам, Дмитрий Степанович, рассказать побоялась, когда вы в гостинице опрос служащих производили. А теперь ночами не спит, ревмя ревет. Ну дура и есть! Вы бы, чай, ее не убили! Дура…

— Да что ты заладил — дура да дура! Поговорить с твоей Дусей можно?

— Отчего нельзя? Она в кухне дожидается. Сейчас приведу.

Василий сбегал на кухню и вернулся с невысокой девушкой. Голова и плечи ее были покрыты большим шерстяным платком, из-под которого выглядывало форменное платье прислуги «Гран-Паризьена».

Девушка очень волновалась и, похоже, в любую минуту готова была расплакаться. Колычев узнал в ней рыженькую горничную из гостиницы, которая во время опроса прислуги все время рыдала и так и не смогла тогда сказать ничего путного.

Нужно было ее немного успокоить, чтобы впечатлительная дочь бондаря снова не впала в истерику.

— О, какие у нас гости! Тогда водка отменяется. Неси самовар, Василий. Евдокия Кузьминична, правильно я говорю? Вот и славно. Любезная Евдокия Кузьминична, не откажетесь от чашечки чаю? Вася, жасминового чаю завари. С чем чайку желаете, с сахаром, с медом или с вареньем? Василий, там мармелад был в буфете, принеси барышне. Вы, сударыня, платочек-то теплый снимите, здесь жарко натоплено. Устраивайтесь удобнее. Вот орешки в вазочке, не желаете? Угощайтесь!

Увидев, как ласково обращается с ней строгий следователь, который каждого может в острог засадить, Дуся оттаяла. Вскоре она уже улыбалась, демонстрируя ямочки на розовых щеках, и с удовольствием пробовала то конфетку, то орешек.

Дмитрий болтал с девушкой о том о сем, вставляя между делом интересующие его вопросы. Наконец Дуся спохватилась, что наговорила слишком много, и снова всхлипнула.

— Я, Дмитрий Степанович, конечно, виноватая кругом. Но как до нашего хозяина дойдет, он ведь меня с места сгонит. А мне своим помогать надо — батька хворый, хромой, братьев-сестер полна изба, прокорми ораву-то. А у меня здесь и жалованье, и кормешка (Виверра: опечатка?), и койка, и одежа форменная от хозяина, и чаевые от постояльцев. У нас чаевые-то артельные, их принято старшему коридорному сдавать, он сам на всех делит. Мне, конечно, много не выделяет, но в хорошие месяцы, когда ярмарка в городе, бывает, чаевыми второе жалованье выходит. Батя в деревне корову купил с моей копеечки. Мне такого места лишиться обидно…

— Так, милочка моя, головой нужно было думать и посторонних в номера к постояльцам не проводить. Ну-ну, не реви. Поговорю с твоим хозяином, похлопочу. У меня для господина Бычкова пара аргументов найдется.

— Его не всяким аргументом разжалобишь, хозяина-то, — продолжала всхлипывать Дуся. — Федул Терентьевич у нас строгий и характерный…

— Ничего, Бог даст, утрясется все. Спасибо, что пришла и призналась, большое дело ты, Дуся, сделала. А что, господин Витгерт так уж тебе не по нраву пришелся, что ты его на растерзание Ярышникову отдать хотела?

— Ой, ну вы уж и скажете — на растерзание! Я ж ничего такого не ждала и плохого не хотела. Господин Витгерт — мужчина симпатичный и уважительный, собой тоже видный, рослый, блондинистый, только больно уж оне носом здоровы…

На Крещение в Демьянов стекалось множество народу из окрестных сел и маленьких городков. Водосвятие на реке проходило в самой торжественной обстановке. Готовились к празднику демьяновцы основательно. Загодя расчищали место на льду, где устраивалась Иордань — круглая, нарядно украшенная прорубь с высоким крестом над ней.

Руководил работами на реке театральный оформитель, помогать которому приходили церковный староста и несколько волонтеров из числа верующих.

Для начала намораживали куски цветного льда — воду подкрашивали растворами синьки, аптечной зеленки, свекольным соком или луковой шелухой.

Из этих разноцветных глыб оформитель при помощи долота и шила вырезал цветы и различные фигуры. Высокий деревянный крест несколько раз окунали в воду и давали замерзнуть — потом на толстом слое льда выводились узоры, а к ним примораживались цветные украшения.

Прорубь прикрывали красиво разрисованной круглой деревянной крышкой, чтобы прежде времени не затянулась льдом, а по краям проруби пускали гирлянды из ледяных цветов.

Крест, сверкающий на солнце ледяной коркой, устанавливали над прорубью, рядом с ним — вырезанный из глыбы льда аналой, на который усаживали ледяного белоснежного голубя — все в Иордани было ледяным, кроме волжской воды, темнеющей в проруби, и закрывающего ее деревянного круга. Для изготовления птицы специально замораживали разведенное молоко. Фигурка голубя, символ Богоявления, считалась главным украшением Иордани, и работал над ней оформитель с особым тщанием, самым тонким инструментом. Помощники толпились у него за спиной и заглядывали художнику через плечо.

— Ишь, птичка-то какая умилительная выходит…

— Птичка… Много ты понимаешь, птичка. На Крещение белым голубем Дух Божий является, а ты — птичка… Евангелие от Матфея читай, бестолковый! И не лезь под руку господину оформителю. Не приведи Господь, толкнешь ненароком, он все художество и попортит из-за тебя, неука… Тут работа тонкая, понимать надобно!

Путь от города к Иордани выкладывался еловыми и можжевеловыми ветками. По ним на лед реки спускался в Крещенье крестный ход.

Театральный оформитель, большой любитель горячительных напитков, работая, избегал даже малой рюмочки, хотя его помощники в охотку грелись спиртным на морозе — ради святого дела оформитель, знавший свои слабости, старался иметь трезвую голову и верную руку.

Готовую Иордань до праздника укрывали рогожами, чтобы сохранить красоту в неприкосновенности.

В крещенское утро Колычев и Бурмин встали пораньше и, одевшись потеплее, поспешили на Соборную площадь.

Погода стояла ясная, но морозило сильно. Подступил именно тот самый крещенский мороз, который поминается во всех пословицах. Замерзший народ, загодя столпившийся у ограды демьяновского собора, подпрыгивал и притоптывал, стараясь согреться, но на лицах у всех были самые благостные улыбки. Утреннее солнце играло на снегу ослепительными блестками. Заиндевевшие ветви деревьев превращали город в сказочный сад.