Бесплодные земли - Стивен Кинг

– Говна-пирога! – фыркнул один из близнецов. – Вбесплодные-то земли! Ничеготуда не ходит! Кто ж там может жить? Никто!

Мерси повернулась к нему.

– Нешто поезд живой, Тилл Тадбери? – осведомилась она. –Нешто машина хворает, покрывается язвами, мается рвотой?

"Ну-у, – подумал Эдди, – а как же медведь?.."

Поразмыслив еще немного, он счел за лучшее промолчать.

– Мы бы слышали его, – горячо настаивал второй близнец. –Шум навроде того, про какой завсегда толкует Сай…

– Про бумс врать не буду, грохоту сей моно не учинял, –признала Мерси, – а гул шел, сама слыхала; так гудело, будто где недалечемолонья ударила. И слыхала я оный гул о ту пору, как сильный ветрище с городуналетал. – Она задиристо выставила подбородок и прибавила: – А как-то раз, вночь, когда вихорь Большой Чарли чуть не сдул звонницу с церкви, слыхала ибумс. Далеко-далеко. Колес за двести отсюда. А то и за двести пятьдесят.

– Брехня! – воскликнул другой близнец. – Чай, травынажевалась, оттого в ушах и гудело!

– Я тебяразжую, Билл Тадбери, коли не заткнешь хрюкало. Нетебе говорить почтенной женщине "брехня"! Что…

– Уймись, Мерси! – прошипел Сай, но Эдди слушал этот обмендеревенскими любезностями вполуха. То, что сказала слепая, не казалось ему бессмыслицей.Конечно,никакого акустического удара в Речной Переправе не слышали – ведь вчерте города поезд только начиналразгон. Эдди не мог точно припомнить, каковаскорость звука, но ему казалось, что она составляет приблизительно шестьсотпятьдесят миль в час. Чтобы набрать такую скорость, поезду, стартующему смертвой точки, требуется некоторое время, и в миг прохождения звукового барьераон неизбежно оказывается за пределами слышимости… если только в силу действияслучайных факторов слышимость не улучшится, как, по утверждению Мерси,произошло в ночь, когда налетел загадочный "вихорь Большой Чарли".

Здесь крылись определенные возможности. Блейн Моно, конечно,не лендровер, но может быть… может быть…

– Ты уже семь, не то восемь лет не слыхала, как шумит этотпоезд, саи? – спросил Роланд. – А может, куда больше?

– Никак невозможно, – возразила слепая. – Ведь последний-тораз пришелся аккурат на тот год, когда у старого Билла Маффина завелась болестьв крови. Бедняга Билл!

– Тому уж скоро десять лет, – прибавила тетушка Талитастранно мягким голосом.

– Чего ж ты столько годов молчала про то, что слыхала такое?– спросил Сай. Он посмотрел на стрелка. – Нельзя верить всему, что она болтает,ваша милость. Ее, Мерси мою, хлебом не корми, дай покрасоваться.

– Ах ты, горшок с помоями! – вскричала та и звонко шлепнулаСая по руке. – Тебя жалеючи молчала – больно ты своей байкой гордишься, нехотелось ее затмевать. Но теперь как же я смолчу, коли оно важно!

– Я верю тебе, саи, – успокоил слепую Роланд. – Однако точноли ты с той поры не слышала моно?

– Нет, ни разочка. Сдается мне, он наконец прошел свой путьдо конца.

– Любопытно, – пробормотал Роланд. – Поистине, весьма ивесьма любопытно. – Он уперся взглядом в столешницу и погрузился в невеселыераздумья, внезапно оказавшись за тридевять земель от своих собеседников.

"Чух-чух", – подумал Джейк и вздрогнул.

По прошествии получаса они вновь были на поселковой площади.Сюзанна сидела в инвалидном кресле. Джейк подтягивал лямки ранца. Чик, которыйпо-прежнему держался чуть позади, внимательно наблюдал за манипуляциямимальчика, сидя у самых его ног.

По-видимому, на торжественном обеде в маленьком райском садуза церковью Крови Предвечной присутствовали лишь старейшины: когда путникивернулись на площадь, там их поджидало еще с десяток человек. Они скользнуливзглядом по Сюзанне, чуть пристальнее посмотрели на Джейка (очевидно, егомолодость представляла для них несравненно больший интерес, чем ее темнаякожа), но цель их появления не вызывала сомнений: они пришли увидеть Роланда; вих изумленных глазах светилось древнее, почти первобытное благоговение.

"Он – живой осколок прошлого, которое они знают лишь полегендам, передающимся из уст в уста, – подумала Сюзанна. – На него смотряттак, как верующие смотрели бы на святого – Петра, Павла или Матфея – если бытому вздумалось в субботний вечер заглянуть к ним на ужин и за тушеными бобамирассказать о том, каково было бродить с Иисусом-Плотником вкруг моряГалилейского".

Повторилась завершившая трапезу церемония. На сей раз в нейприняли участие все без исключения уцелевшие жители Речной Переправы. Шаркающаявереница стариков потянулась к гостям; пожав руку Эдди и Сюзанне и чмокнув влоб или щеку Джейка, они преклоняли колена перед Роландом, чтобы получить егоблагословение. Мерси порывисто обняла стрелка и уткнулась слепым лицом ему вживот. Ответив объятием на объятие, Роланд поблагодарил ее за рассказ.

– Неужто не заночуешь, стрелок? Не успеешь оглянуться,солнце зайдет, а ведь я поручусь, что и ты, и твои люди давненько не ночевалипод крышей.

– Благодарствую, саи, это верно, однако задерживаться намнельзя.

– Воротитесь, коли сможете, стрелок?

– Да, – ответил Роланд, но Эдди, даже не заглядывая в лицосвоему удивительному другу, понял: они навсегда прощаются с Речной Переправой.– Коли сможем – вернемся.

– Ах… – Мерси в последний раз сжала его в объятиях и пошла,держась за коричневое от загара плечо Сая. – Доброго пути!

Последней подошла тетушка Талита. Она хотела было исполнитьобряд, но Роланд остановил ее, взяв за плечи:

– Нет, саи. Не ты. – И на глазах у изумленного Эдди он самопустился перед ней на колени в пыль площади. – Благослови, праматерь.Благослови нас всех на нашем пути.

– Быть посему, – отвечала тетушка Талита без удивления,глядя сухими глазами, и все же голос ее вздрагивал от сильного, глубокогочувства. – Я вижу, у тебя верно сердце, стрелок, без измены и обмана, истаринный обычай своего племени ты блюдешь изрядно. Благословляю тебя и твоихлюдей и буду молиться о том, чтобы с вами не приключилось ничего дурного.Теперь, коли пожелаешь, возьми вот это. – Старуха сунула руку за лиф линялогоплатья, вытащила серебряный крест на тонкой серебряной цепочке из мелких звеньеви сняла его с шеи.

Настал черед Роланда дивиться.

– Да стоит ли, саи? Я приходил не затем, чтобы обобрать вас,праматерь.

– Стоит, стоит. Более века я ни днем ни ночью нерасставалась с этим крестом, стрелок. Отныне он твой. Когда-нибудь ты положишьего к подножию Темной Башни и вымолвишь на далеком краю света имя Талиты Анвин.– Старуха надела цепочку Роланду на шею. Крест упал в раскрытый ворот рубахи изоленьей кожи, словно его место было там. – Теперь ступайте. Хлеб преломлен,разговор состоялся, мы получили твое благословение, а ты – наше. Ступайте, даминует вас в дороге беда. Будьте стойкими и верными, не отступайтесь. – Голостетушки Талиты дрожал и на последнем слове сорвался.