Зона заражения - Александр Афанасьев

– Я предлагаю прозреть, – жестко сказал амир Ислам. – Сейчас не те времена. Времена праведных предков давно прошли и их не вернуть. Следование шариату, составленному на основе хадисов, пересказанных пятнадцатью веками ранее, завело нас в тупик. Нужно что-то новое.

– Ты предлагаешь стать как бидаатчики?

– Я предлагаю одуматься. Перед нами есть пример нового пророка, который приходил в этот мир, а мы даже не заметили его. Это он, пусть Аллах будет им доволен, превратил разрозненные мусульманские группы, численность которых не превышала численности одного мусульманского полка, в победительную исламскую армию миллионов. Это он сделал джихад в Афганистане тотальным джихадом и поднял мусульманскую умму на борьбу с кяфирами и самыми опасными из них – амрикаи…

– Все, о чем ты говоришь, произошло по воле Аллаха Всевышнего и только его.

Амир Ислам провел ладонями по щекам.

– Ты прав. Да простит меня Аллах за минуту неверия. Аллахумма Инна-ка Афуввун Тухиббуль афва фа фу ан-ни. АузубиЛлагъ мина шайтани раджим[149]. Нет сомнений в том, что в этом – рука Аллаха, но нет сомнений и в том, что шейх Усама бен Ладен, действующий по воле Аллаха Всевышнего, – наш новый пророк, чьи деяния сравнимы с деяниями пророка Мохаммеда, да будет доволен им Аллах!

Амир Ильяс помолчал. Этого он откровенно не ожидал.

– Ты предлагаешь мне пойти манхаджем[150]усамитов?

– Я предлагаю тебе оглядеться и посмотреть, что происходит вокруг. Люди голодны, злы, унижены. Кто-то мечтает о том, что они разгромят Папский велайят, и таких все больше и больше. Пусть им даже это удастся. Но что будет после того, как они это сделают? Многим ли людям это поможет? Скольких избавит от голода?

…

– Я говорю о том, что надо все менять. Нет ничего более вредного в исламе, чем принцип его неизменности. Мир меняется – и мы должны меняться вместе с ним. Я был в Ташкенте – ты должен помнить, каким он был, когда мы его оставляли. Груда руин и мертвые на улицах – Аллах свидетель, мертвых было столько, что на некоторых улицах они лежали ковром, и некуда было ступить, и некому было похоронить их по шариату. А теперь это торговый город. Не сказать, что там так, как было раньше, но у нас даже не мечтают жить так, как живут там.

…

– Надо разрешить свободную торговлю. Разрешить банки. Праведный шейх Усама сам занимался бизнесом, а его семья владела банком – пусть это будет новым шариатом и новым ориентиром для верующих.

– Так вот ты о чем…

Амир Ильяс резко встал.

– Ты можешь быть не согласен со мной, но это ничего не изменит.

– Я-то думал, – бросил амир Ильяс, – что ты ищешь пути к спасению своей души и уммы. А ты ищешь путь к набиванию карманов.

– Это не так.

– Да спасет тебя Аллах. Спасибо за стол. Пусть Аллах будет доволен твоим братом, ибо он был моджахедом и теперь шахид Инша’Аллагъ. Ему было бы стыдно за тебя.

Амир Ильяс пошел в темноту. Амир Ислам сделал резкий жест рукой – не стрелять, пусть себе идет…

Из темноты выступил начальник охраны. Склонился почтительно.

– Со всем уважением, эфенди, два человека ждут на тропе.

– Нет.

Начальник охраны поклонился.

– Пусть уходит. Того, кто сбился с пути, Аллах все равно направит.

…

– Он еще придет.

Амир Ислам помолчал.

– Кто из наших стучит алиму?

– Сайфутдин, эфенди…

– Пусть расскажет алиму о том, что произошло здесь. Пусть скажет, что мы ужинали и о чем-то договаривались. Он не слышал о чем.

– Я немедленно займусь этим, эфенди…

Амир Ислам немного подумал.

– Нет. Не немедленно. Займись этим… через неделю.

– Слушаюсь, эфенди…

– Все. По машинам…

Когда амир Ильяс удалился от того места, где он вкушал свой ужин, на тропу бесшумно спрыгнул человек. Он был невысок, его лицо было вымазано черным, а в руках была полуавтоматическая винтовка под трехлинейный патрон[151]. По фигуре, по рукам можно было понять, что это подросток, но подросток подростком, а винтовка под трехлинейный патрон в руках – серьезная штука. Наповал разит.

– Салям алейкум, амир…

Амир Ильяс не удивился.

– Всегда приветствуй людей полным приветствием, когда это возможно, Турсун, и да зачтет тебе Аллах.

– Ассаляму алейкум ва-рахмату-лла́хи ва-баракя́тух.

– Ваалейкум ассалам ва рахматуллахи ва баракатуху. Много ли вас здесь?

– Четверо вместе со мной, эфенди, но есть еще. Все медресе поднято.

– Как вы узнали?

– Увидели машины, эфенди. Вы были правы, когда говорили, что надо выставлять наблюдательные посты…

– Хвала Аллаху…

– Прикажете стрелять, эфенди…

– Нет. Оставь этих псов. Пусть уходят.

– Слушаюсь, эфенди…

– До выхода на цель пять… четыре… три… два… один… есть картинка.

– Есть картинка, картинка устойчивая…

– Подтверждаю, можно дополнительно не стабилизировать…

Мы все уперлись взглядами в экран, под брюхом БПЛА плыла холодная, местами заснеженная земля. Изображение передавалось в черно-белой гамме с обработкой, то есть не в терморежиме, обработка получаемой картинки шла уже на месте в режиме реального времени. Но все равно было неплохим…

– Есть движение…

– Обрабатываю…

Я тоже стоял и смотрел вместе со всеми, как аппарат строит карту в режиме реального времени. У нас были огромные вычислительные возможности на месте, на земле, но при этом крайне ограниченные возможности по быстрой передаче информации вследствие ограниченной пропускной способности каналов связи. Это было, кстати, общей бедой, теперь вычислительная мощность компьютеров повышалась и дальше, она на порядки превосходила то, что было до войны, а вот возможности быстрой и мобильной передачи информации сильно деградировали. Это накладывало свои ограничения на операционную деятельность, и одним из них была невозможность постоянного поддержания канала передачи информации. Теперь мы рисовали карту на основании данных, полученных с БПЛА и системы моделирования трехмерной реальности, но постоянной подкачки информации и постоянного получения картинки не было. Хотя тактический командир на месте, Шарк, мог без проблем получать данные на месте напрямую с БПЛА как раз в режиме реального времени, потому что данные шли к нему напрямую.