Час Черной звезды - Евгений Малинин

— А что мне оставалось делать? — не оборачиваясь, спросил Вотша на наречии южных ирбисов. — Сказать ему, что меня разыскивают?

Гребец обошел Вотшу, сел напротив него, уставился на огонь и долго молчал. А когда заговорил, очень удивил Вотшу:

— Значит, ты тоже скрываешься? — Голос гребца был глухим и очень тихим, настолько тихим, что Вотше пришлось напрячься, чтобы расслышать его. — Я это понял, хотя… сначала решил, что ты шпионишь за Ханыком. Наш хозяин вполне заслуживает, чтобы за ним послали шпиона.

Тут он бросил поверх рдяных угольев костра быстрый взгляд на Вотшу, и кривая улыбка тронула его губы.

— Смотри, чтобы он не решил, что ты шпион, тогда тебе точно не жить!

Они помолчали, чувствуя, что некие странные, невидимые, но крепкие нити протянулись между ними — нити взаимопонимания и… симпатии. Первым нарушил молчание Вотша:

— Я слышал ваш разговор… о горах. Если у вас в горах можно укрыться даже от многоликих, почему ты ушел оттуда?

— В наших горах можно укрыться от многоликих, — подтвердил гребец после небольшой паузы. — Но в наших горах нельзя укрыться от… соседей.

Он снова замолчал, и Вотша решил, что его собеседник не хочет говорить на эту тему, но тот вдруг продолжил:

— У меня была младшая сестра — красивая, работящая девушка. Она родилась, когда мне было уже пятнадцать лет, и ее рождение убило нашу мать. Отец почти не покидал горы, так что матерью для сестренки стал я. Но через два года мне тоже пришлось отправиться в горы — за безопасность надо платить, так же как за еду и одежду, поэтому я был вынужден заняться промыслом. Мой друг, выучившийся на кузнеца, предлагал мне работать в кузне, но я хотел… — он вдруг невесело усмехнулся, — большой добычи. Я хотел, чтобы моя сестра ни в чем не нуждалась. Мне быстро удалось стать одним из лучших искателей камней, но… дома я бывал очень редко. Через двенадцать лет, когда я по обыкновению бродил в горах, отец отдал дочь в жены самому богатому человеку в нашем айле. Нет, он не искал камни, не работал в поле или кузнице… Он был обменщиком — объезжал окрестные айлы, выменивал камни и украшения на еду, одежду, соль… — снова в рассказе наступила пауза, а затем гребец выдохнул: — Через полгода сестра… умерла.

Изверг наклонился, подобрал с песка тонкую веточку и бросил ее на угли. Пару минут он наблюдал за тем, как веточка сначала затлела, как потом ее охватило пламя, а когда веточка превратилась в уголек, проговорил:

— Ее убил муж… Убил за какую-то мелкую провинность… Убил, хотя она ждала ребенка!..

И снова над багряными углями повисло молчание, но Вотша не смог долго выносить его. Тихим, хрипловатым от возбуждения голосом он спросил:

— И что ты сделал?

— А что я мог сделать? — пожал плечами гребец. — По нашим законам и обычаям муж волен распоряжаться жизнью жены. — Он опустил голову и совершенно другим, словно бы подсевшим голосом проговорил: — Я убил этого… обменщика!

— Ясно, — выдохнул Вотша.

И действительно ему все было ясно!

А гребец вдруг снова заговорил, и голос его звучал с каким-то непонятным облегчением, словно ему удалось сбросить со своих плеч ношу, которая гнобила его, прижимала к земле:

— Родных у меня не осталось — отец умер почти сразу же после смерти моей сестры, так что я ушел из родного айла без тяжести в сердце. Тяжесть появилась позже, когда я побродил по Миру, посмотрел на жизнь в других краях, в других стаях. Нет, в моем родном айле жизнь не легче и не сытней, чем в других местах, за корку хлеба также приходится работать от зари до зари, а за совесть везде платят только те, кто эту совесть имеет, но чужая земля тянет из тебя силы, а родная прибавляет их!

Он снова перебросил через уже темнеющие угли быстрый взгляд и тихо проговорил:

— Возвращайся на родину… Если можешь.

Вотша покачал головой:

— Нет, не могу.

Гребец не стал спрашивать его почему, но Вотша сам объяснил:

— Твой враг был мелким обменщиком, и вряд ли кто-нибудь сумеет найти тебя здесь, на Западе. И ты хотя бы знаешь, за что тебя преследуют, а я не знаю даже этого. Меня обвинили в краже, но у меня на родине все знают, что никакой кражи не было, что вещь, которую я якобы украл, на самом деле завоевана мной в честном поединке. И если тебя в родном… айле ждет месть соседей, то меня ожидает подземелье замка, вечное заточение! Я думал, что здесь, на Западе, укроюсь от преследования, которого не заслужил, но не тут-то было, оказалось, что руки нашего князя дотягиваются и сюда! А знаешь, кто главный мой преследователь?

Раскосые глаза гребца внимательно смотрели в лицо Вотше.

— Трижды посвященный служитель Мира, член Совета посвященных! — с отчаянием в голосе закончил Вотша.

После этих слов над затухающим костром долго висела тишина. А когда угли прогорели окончательно и лиц извергов не стало видно, тихо прошелестел голос гребца:

— Да, Бамбарак… Я бы не поменялся с тобой местами.

Он еще чуть-чуть помолчал, словно решаясь на что-то, а затем все так же тихо сказал:

— Если ты можешь отказаться от Запада, от его многолюдства и роскошества, иди в наши горы, в горы снежных барсов… ирбисов. Там тебя не найдет и трижды посвященный…

— А где мне искать ваши горы? — без особой надежды прошептал Вотша.

— От Керы по Срединному морю доберешься до Садзы, — так же шепотом ответил гребец. — От Садзы до Апаты, что на берегу Ярого моря стоит, тоже кораблем добраться можно. А от Апаты… От Апаты я сам провел бы тебя тропами, но… От Апаты пройдешь до Улабской долины с караваном, там часто караваны ходят, из Улабской долины через Гвардский перевал до айла Четам дорогу тебе подскажут. А от айла Четам до моего родного айла Уругум будет рукой подать. В Уругуме найдешь кузнеца Вагата и скажешь, что тебя прислал… Айтар, то есть я. Он тебя возьмет к себе подручным.

Айтар замолчал, и после недолгой паузы до его ушей донесся шепот Вотши:

— Спасибо, Айтар.

— Здесь меня зовут Вернар, — быстро прошептал гребец. — Запомни — Вернар.

— Спасибо… Вернар! — отозвался Вотша.

Еще несколько минут они посидели молча, а потом Айтар молча поднялся и ушел в темноту, к своим спящим товарищам.

Утром, когда Вотша проснулся, над рекой висел белый непроглядный туман. Спал он одетым, но одежда на нем отсырела, и теперь Вотшу слегка познабливало. Он поднялся с песка и огляделся. Вокруг никого не было, только черное, глянцево поблескивающее пятно на влажном песке указывало, что вечером здесь горел костер. Вотша подошел к обрезу воды и разглядел на песке место, где нос лодки врезался в песок, но самой лодки не было, как не было и людей, ночевавших на берегу. Он понял, что его просто-напросто бросили здесь, но все-таки прошел по всему пляжу. Никого не было. Поднявшись повыше, Вотша уселся под первым попавшимся кустом и, чуть подрагивая от утренней прохлады, стал дожидаться восхода солнца.