Луна в мышеловке - Грушенька Светлова

набралась терпения, ведь это было единственное, что ей оставалось.

Дни тянулись невыносимо медленно, особенно учитывая, что она уже около месяца пролежала в гипсе без движения. Ей иногда разрешали вставать и перемещаться кое-как на костылях, но она слишком быстро уставала, и один раз даже упала от общей слабости, за что была немедленно выругана врачом. По крайней мере они с ним начали находить общий язык, и он терпеливее реагировал на ее постоянные вопросы про Виктора, хотя и не стал более многословен.

Как-то раз, лежа в постели, она дремала, когда в комнату вошли. Маргалит подумала, что это кто-то из персонала и не стала открывать глаза, пока не почувствовала, что на ее кровать кто-то сел. Тут же повернулась и взглянула на неожиданного посетителя. А потом чуть не задохнулась от нахлынувших эмоций. Прямо перед ней, совсем близко, сидел Виктор и едва заметно улыбался своей привычной ухмыляющейся улыбочкой, от которой по телу как всегда побежали мурашки. Быстро окинула его обеспокоенным взглядом, пытаясь оценить его состояние. На нем была простая белая футболка и спортивные светло-серые брюки. Волосы немного отросли и вились крупными локонами. Лицо едва заметно осунулось, но ни болезненной бледности, ни усталости Маргалит на нем не заметила. Он был такой красивый, что дух захватывало…

Не в состоянии выговорить ни слова, просто зажала рот кончиками пальцев и почему-то заплакала, не отрывая от мужчины глаз и до конца не веря, что это он.

– В чем дело, малышка? – проговорил он удивительно ласково, протянул руку и аккуратно стер слезы с ее щек. – Неужто мне не рада?

– П-почему ты не приходил так долго? – всхлипнула едва слышно, все еще не отнимая руки от лица и не в состоянии перестать плакать. – И почему меня к тебе не пускали?!

Виктор взял ее за одну руку, сцепил их пальцы и уложил на постель, осторожно сжимая.

– Обычно ты не горела желанием меня увидеть и утверждала, что меня ненавидишь, – заметил он с легкой иронией. Насмешливая улыбка не сходила с его губ, и Маргалит вспыхнула от этого шутливого упрека.

– Я очень виновата перед тобой, – прошептала едва слышно.

– Нет, – он покачал головой. – Ты ни в чем не виновата, и сама прекрасно об этом знаешь. Ты просто очень смелая и воинственная девочка. Похоже, быть твоим врагом – опасное дело.

Выслушала его шутливые похвалы растерянно и даже удивленно. Потом вдруг села на постели и, повинуясь какому-то неконтролируемому порыву, крепко обняла его за шею, понятия не имея, как он на это вообще отреагирует. Он застонал, хватая ее за плечи и немного отстраняя.

– Ребра все еще болят зверски, – выдохнул слабо, рыча и морщась от боли.

– Прости! Прости! – зашептала испуганно и отпрянула, с ужасом наблюдая за его мучениями. Потом все же не выдержала и прильнула вновь, только осторожно и нежно. Ткнулась носом ему в шею, потерлась щекой, поцеловала едва уловимо. Немного придя в себя, мужчина все же привычно сжал ее волосы на затылке и закинул назад ее голову, чтобы вглядеться в лицо.

– Ты в курсе, что наш договор все еще действует? – прохрипел насмешливо ей в губы, дразня возможностью поцелуя.

Маргалит невольно рассмеялась.

– Боюсь, на костылях, с гипсом и в пижаме я выгляжу не так уж привлекательно, зато не убегу далеко.

– Всегда любил твои пижамы. К тому же я и сам едва ли в ближайшие два месяца пробегу стометровку.

– Похоже, контракт отменяется… – шутливо заметила она.

– Всего лишь откладывается, – возразил коварно, и Маргалит почему-то совершенно не сомневалась, что он не шутит.

А потом он притянул к себе и поцеловал. Ошеломляющий хмель от прикосновения его губ как всегда вызвал слабость в мышцах и жаркий прилив желания, особенно когда его пальцы, дразня, скользнули по соску сквозь ткань белья, рука на затылке притянула крепче, и поцелуй стал глубоким, жадным, пожирающим и бесстыдным. Пребывая в этой сладкой обволакивающей неге и переполняясь радостью и блаженством, она никак не могла понять, как выдержала этот невыносимо долгий, одинокий, ужасный месяц, полный неизвестности и страхов, без него, без этой сводящей с ума близости, без его рук и глаз, без прикосновений и страсти.

Эпилог

Маргалит открыла глаза и улыбнулась. На тумбочке рядом с кроватью стоял свежий букет цветов и лежали две большие новые морские раковины. А еще дверь на веранду была распахнута настежь, и белоснежные занавески надувал легкий бриз с моря. Ей нравился этот небольшой домик на самом побережье. В нем все дышало чистотой, свободой и легкостью. Стоило выглянуть в окно или выйти на порог, и глаз отдыхал, любуясь ясной голубизной волн и неба.

Накинув на обнаженное тело легкий пеньюар, вышла на улицу и улыбнулась теплым лучам солнца, только поднимающегося над горизонтом. Окинула привычным взглядом пляж с белым песком, пустующую беседку, лежаки и кресла под навесом. Хотела было подойти к самой кромке моря, чтобы вглядеться в волны, но сделать успела всего шаг, потому что сильные мужские руки обхватили ее сзади за талию и притянули к крепкому сильному телу. Полупрозрачная ткань ее коротенького халатика тут же пропиталась влагой с его кожи. Виктор, видимо, только что вышел из душа и решил, удачно подгадав момент, наброситься на нее со спины. Ах как это было на него похоже…

– Все хочешь сбежать? – горячо прорычал в ухо Виктор, опутывая жаром своих объятий и покрывая поцелуями шейку, тут же покрывшуюся мурашками.

– Все хочешь снова запереть и приковать наручниками, чтобы было спокойнее? – парировала насмешливо, млея от его близости и позволяя делать с собственным телом все, что ему заблагорассудится. Одна его рука тут же скользнула ей между ног, раздвигая гладко выбритые складочки, второй пятерней накрыл обе груди, грубо сминая и защипывая по очереди соски.

– Моя бы воля – постоянно сидела бы у меня на цепи, в клетке, в ошейнике. А если бы вела себя плохо, порол бы как самую плохую девочку на свете.

От его урчащего страстью голоса сладостная вибрация пробирала Маргалит до дрожи. Под ласками его умелых пальцев между ног быстро стало влажно, и в потекшую щелку сзади тут же собственнически толкнулся его окаменевший член. Проник глубоко, до самого конца, заполнил собой все, растянул и замер, мучая и томя этим чувством наполненности, принадлежности его телу и полным контролем над ее волей. Закусила губу, чтобы сдержать рвущийся наружу стон от собственной пульсации, притираясь попкой к его паху и наслаждаясь этой откровенной интимной лаской, в которой он всегда