Два брата - Константин Михайлович Станюкович

от уныния к надежде, ждал теперь Николай Григория Николаевича.

Опять резкий звонок колокольчика. Опять Николай вздрогнул, и сердце его замерло в страхе от ожидания. Он старался овладеть собой и скрыть волнение перед «диким человеком».

«Дикий человек» вошел, как утром, не постучавшись в двери. Николай старался по лицу Григория Николаевича узнать решение, но на лице Лаврентьева он ничего не прочел. Николай сделал несколько шагов навстречу, поклонился и, сам не зная к чему, проговорил:

— Секундант мой еще не был у господина Непорожнева. Я жду его каждую минуту…

— Не надо секундантов! Я пришел повиниться перед вами, Николай Иваныч! Я давеча погорячился, набрехал черт знает чего… ну да… А вы не захотели успокоить человека… Теперь примите мою повинную! — проговорил Лаврентьев угрюмо, с некоторым усилием.

Николай тотчас же весело протянул руку. Лаврентьев не совсем охотно подал свою, но Николай под впечатлением радостного чувства не заметил этого.

— Я охотно готов забыть. Мне было очень обидно, Григорий Николаевич, что вы могли поверить слухам. Конечно, я, может быть, совершенно невинно мог причинить вам боль…

— Не станем больше об этом говорить! — перебил Лаврентьев. — Я сам понимаю свою дурость.

Он на минуту остановился, взглянул на Николая и проговорил прерывающимся голосом:

— Я узнал все. Желаю вам… Берегите Елену Ивановну, Николай Иванович! Она очень хорошая… Прощайте.

Николай вышел проводить Лаврентьева в переднюю. Григорий Николаевич надел своего волка, взял в руки чемодан и кивнул головой.

— Вы сейчас уезжаете? — осведомился Николай.

— Прямо на чугунку. Прошу передать мое почтение Елене Ивановне!

Через час Жучок проводил своего друга. Лаврентьев прикидывался спокойным и даже сделал несколько одобрительных замечаний насчет Вязникова. Тем не менее, когда поезд тихо двинулся, доктор в раздумье покачал головой и прошептал:

— Неизлечимая болезнь! Редкий случай привязанности!

XIV

Как легко, весело стало нашему молодому человеку, когда Лаврентьев ушел! Тяжелый кошмар прошел, мысли его просветлели; он испытывал радость жизни, ему хотелось веселиться, как ребенку. Завтра он встанет когда захочет. Завтра… ничего не будет завтра ужасного. Не надо будет подставлять под дуло грудь. В то же время он не без приятного чувства к себе самому думал, что поступил как порядочный человек. Он не трусил (о, он и на барьере бы не струсил!) и в то же время искренно протянул руку, когда Лаврентьев извинился. «В самом деле, бедняге, должно быть, тяжело. Он так любит Леночку, и что у него останется, кроме личного счастья?» — не без снисхождения подумал Николай.

Он даже в эту минуту пожалел Григория Николаевича и мысленно обвинил Леночку в легкомыслии. «Зачем она давала ему слово? Надо быть осторожнее… Так нельзя шутить! Впрочем, и ей было тяжело. Чем же она виновата, что полюбила меня! И Леночка славная. Славная!» — повторял он.

Все в эту минуту казались ему славными.

Ожидаемый секундант, однако, не являлся, а Николай с утра ничего не ел и теперь почувствовал голод. Он, однако, написал обещанную докладную записку и стал одеваться с особенною тщательностью, собираясь пообедать где-нибудь в ресторане («Можно сегодня раскутиться и хорошо пообедать!») и оттуда ехать к Нине Сергеевне. Он вспомнил, что следовало бы побывать у Леночки, но решил, что к Леночке можно завтра. Он обещал Нине Сергеевне, и надо исполнить обещание, неловко. «Пожалуй, Леночка обидится? Глупости!» — решил он после минутного колебания. — Что ж тут дурного? Разве он теперь привязан, что ли, оттого, что женится? Разве ему нельзя бывать где вздумается? Леночка умная, она поймет, что нельзя же вечно быть друг с другом и… Да и что ему Нина Сергеевна? Просто интересный субъект для наблюдений. В ней что-то таинственное, и он сегодня узнает, что это за женщина. Слава богу, он не юбочник! — вспомнил он выражение Прокофьева, и ему даже досадно стало. С ней можно провести приятно вечер, вот и все. А Леночку он любит, и она может быть спокойна. Да и как не любить Леночку? Она его так любит!

В начале десятого часа Николай позвонил у двери, на которой блестела узенькая дощечка с надписью: «Нина Сергеевна Ратынина». Лакей доложил, что барыня у себя, и через гостиную провел его до портьеры следующей комнаты и проговорил:

— Пожалуйте!

Николай отвел тяжелую портьеру и вошел в большую, ярко освещенную комнату. Никого не было. Он с любопытством оглядывал необыкновенно изящный кабинет молодой женщины. Ничего в нем не бросалось в глаза, но все свидетельствовало об артистической жилке и тонком вкусе. Каждый стул, каждая безделка на столах были художественной вещью. Картины на стенах показывали, что хозяйка знает в них толк. В углу стоял мольберт с опущенным коленкором. «Ого! Она пишет, и никогда не сказала!» — подумал Николай, продолжая разглядывать этот кабинет, нисколько не похожий на обыкновенные дамские кабинеты. Он подошел к библиотеке и еще более удивился. Выбор книг был необыкновенно хороший. Иностранные классики, произведения лучших русских писателей, затем серьезные книги. «Дарвин[69], Спенсер, Бокль[70], Маркс, Лассаль[71], Фурье, Прудон! — прочитывал Николай названия книг. — Верно, после мужа остались. Не читает же она. А впрочем, кто знает!» Он продолжал разглядывать книги, как сзади него раздался мягкий голос:

— Простите, Николай Иванович, я заставила вас ждать.

Николай обернулся.

Слегка зевая и потягиваясь, стояла Нина Сергеевна в голубом, вышитом шелками капоте, ласково протягивая ему обе руки.

— Я заснула! — продолжала она, щуря глаза на свет. — Устала сегодня с этими разъездами, ну и от скуки вздремнула перед вечером… Пойдемте туда, в мой уголок. Я там люблю сидеть.

— В том-то и беда, что я, пожалуй, некстати потревожил ваш сон.

— Очень кстати. Я очень рада вас видеть!

— И, быть может, думали — в последний раз. Вы любите все интересное, а это тоже интересно. Но увы, дуэли не будет! — смеясь заметил Николай.

— Не будет?! Ну, слава богу! — повторила она и медленно перекрестилась, к удивлению Николая. — А говорить вам так — стыдно!.. Вы подумали, что я позвала вас из любопытства? Непроницательный же вы! Мне просто стало жаль вас. Вы такой молодой, вам так жить хочется. Ведь хочется?.. И вы теперь рады, что все прошло?

— Рад!

— То-то. А я испугалась, что вы скажете фразу. Юный вы какой! — тихо проговорила она. — А все-таки с вами весело… глядишь на вас и невольно сама вспомнишь о молодости!.. Ну, ну, не вздумайте обижаться, я ведь старше вас. Рассказывайте мне вашу историю. С кем? Из-за чего? Теперь я смею вступить в свои права и быть