Последний пророк - Барбара Вуд

Пустыня также стала Меккой для художников и писателей. Те, кто не мог позволить себе дорогие гостиницы в долине Коачелла, отправлялись в маленькие сообщества на севере, где свет был просто фантастическим, а виды — вдохновляющими. «Дворец-Хайтауэр» гордился тем, что в нем жили художники и даже один поэт.

К Элизабет подбежал Гидеон:

— Мама, радио не работает. Та дама сказала, что они ждут, когда привезут новые батарейки.

Вид радио всегда производил на постояльцев большое впечатление. Беттина именно поэтому его здесь и держала. Людям вовсе не обязательно было знать, что покупку батареек их хозяйка считала ненужной тратой денег, поэтому приемник никогда не будет работать.

Когда Беттина в ужасе поняла, что мальчик назвал Делафилд мамой, и увидела схожесть, она застыла, побелела и изменилась в лице.

Беттина неловко извинилась, пробормотав что-то о необходимости рассадить постояльцев к обеду, и, уже покидая столовую, так сильно сжала руки в кулаки, что пальцы пронзила острая боль.

Эта женщина приехала с сыном Фарадея! Как она осмелилась?! И зачем? Чего она хотела?

Вдруг Беттину осенила одна мысль. «Ваши дела в гостинице, кажется, идут достаточно хорошо». Она не изменилась — вымогательница! Эта женщина собиралась отнять у нее «Дворец-Хайтауэр», без сомнения полагая, что сын Фарадея имеет на него права.

«Боже мой!» — прошептала Беттина. Она одна стояла в холле, держась руками за вешалку, чтобы не упасть. Она никогда еще не была так напугана. За двенадцать лет их с Морганой жизни в этой презренной пустыне Беттину впервые охватил настоящий ужас. Моргана собиралась учиться на курсах медсестер и выйти замуж за врача.

А теперь все это под угрозой.

Беттина завела такой порядок: все постояльцы должны садиться за стол в одно и то же время, что, как объясняла хозяйка, способствовало более качественному обслуживанию. Пока все они рассаживались за длинным обеденным столом, запеченную курицу выложили на большое блюдо. Умелой рукой Беттина разрезала жирную птицу на двенадцать порций. Она торжественно передала грудку, бедрышки и крылышки каждому ряду со словами: «Для мистера Крокета. Для мисс Родейл». Элизабет Делафилд досталась шея.

Гидеон и другие шесть детей сидели за отдельным столиком с Морганой во главе, которая следила, чтобы дети ели молча и аккуратно. Курицы им не досталось, им дали большие порции картофельного пюре с какими-то бледно-зелеными неизвестными овощами.

— Что это? — спросил Гидеон, подцепив вилкой тоненький кусочек странного овоща. — Какой он по вкусу?

— Это зеленые бобы.

— Ну, тогда понятно.

Идея заменить более дорогие овощи местными кактусами принадлежала Беттине. Плоды опунции, или туна, приготовленные должным образом, по вкусу напоминали зеленые бобы. Это растение росло в пустыне свободно и в изобилии и было бесплатным продуктом на столе.

Гидеон скорчил гримасу, и Моргана рассмеялась. Она считала его интересным и сметливым.

— Я не обманула тебя, ведь так? — спросила она, уже зная, что этому мальчику ей хотелось бы показать свою пустыню.

Моргана любила посидеть с детьми. Они дарили ей ощущение семьи. Хотя она жила с тетей, которая также была ее приемной матерью, Моргана всегда чувствовала пустоту в своем сердце, которую ей хотелось заполнить любовью братьев и сестер, тетушек и дядюшек, кузенов и кузин.

Пока Моргана занимала детей расспросами, откуда они, бывали ли в пустыне раньше, она частенько поглядывала на свою тетю, сидящую за главным столом. Вокруг ее рта была отчетливо видна знакомая Моргане бледность, вызванная недовольством. Беттина, казалось, была расстроена приездом Элизабет Делафилд. Почему?

Пока Беттина наблюдала, как со стола убирают обеденную посуду, она спрашивала у постояльцев, кто и что будет пить. Кое-кто заказал кофе, две дамы решили выпить хереса, а мужчины, как обычно, заказали виски. Она была ошеломлена, когда Элизабет Делафилд тоже попросила принести ей виски с содовой. Женщины не пили крепких напитков под крышей Беттины Хайтауэр! Она не знала, как ей поступить, но тут подслушала, как один из постояльцев, художник с репутацией, чье присутствие, как верила Беттина, приносит ее гостинице уважение и признание, сказал Элизабет, что ее сын — «маленький смышленый ростовщик». Элизабет ответила ему, что Гидеону почти пятнадцать, а художник заявил, что она выглядит слишком молодо, чтобы иметь такого взрослого сына.

Беттина гордилась тем, что уважала частную жизнь своих постояльцев, и всегда хвасталась, что не имеет привычки лезть в душу человека и никогда не задает ему лишних вопросов. Тем не менее всегда, когда человек вселялся, она просила удостоверение личности, и не только потому что этого требовал закон или в целях безопасности, а потому что была ужасно любопытной. Ей нравилось узнавать, сколько лет пожилым дамам, сколько они весили, состояли ли они в браке. Когда в регистрационном журнале, в разделе «личные сведения», Беттина просмотрела записи о Элизабет Делафилд, она про себя отметила, что отлично знала этот тип женщин: они выбеливают волосы, сбривают брови, чтобы на их месте нарисовать новые, изматывают себя голодовками, чтобы быть худыми и выглядеть моложе своего возраста. Беттина побилась бы об заклад, что Делафилд не меньше сорока пяти, а она пыталась выдавать себя за тридцатидевятилетнюю. Но водительские права никогда не врут. Просто взгляните на свидетельство о рождении, чтобы все понять.

А вот, кстати, рядом с ее подписью и была эта отметка — год рождения: 1881.

Беттина, не веря своим глазам, долго смотрела на цифры. Элизабет Делафилд — пятьдесят один год. Она была на три года старше ее самой. Но она выглядела намного моложе.

Беттина почувствовала, как что-то темное и первородное зашевелилось в глубине ее души. Она стояла за конторкой и вслушивалась в веселые звуки, что просачивались из гостевой комнаты: смех Элизабет и того мужчины, который был определенно покорен ее раскованностью и неженскими манерами поведения. Чтобы успокоиться, Беттина вытянула руки. За окном простиралась пустыня, темная и открытая всем ветрам. Только одинокое перекати-поле, сухое коричневое и колючее неслось по этой пустыне, чтобы где-то найти свою одинокую и бесславную кончину.

В голове Беттины возник образ спрятанной под пустынными песками ямы со сводчатым потолком из необожженного кирпича. Она услышала мужчину, который звал о помощи из этой ямы…

Беттина вздрогнула и снова повернулась к теплому свету лампы на конторке в приемной, напомнив себе, кто она по своему положению и статусу в обществе. Она была хозяйкой «Дворца-Хайтауэр» — единственного приличного заведения в радиусе ста миль. «Хм!» — пробормотала она, когда увидела, что блондинка расписалась «Доктор Делафилд» — знак того, что женщина ставила себя выше других. Беттина придерживалась твердого мнения, что только врачи могли называть себя докторами, а другие лишь выказывали притязание на это звание. И, кроме того, подумайте, какая путаница! В доме есть доктор? Ну, да, я доктор английской литературы. Беттина посмеялась бы над этим, если бы ее не раздражало дерзкое появление этой женщины в ее гостинице. Как она посмела?! И еще выставлять напоказ этого своего ублюдка — другого слова не подберешь!