Приманка для мужчин - Тэми Хоуг

Дэн прищурился:

— Что все это значит?

— То, что, например, ты не хотел жить в Лос-Анджелесе и потому уехал. Неважно, чего хотела мама, о чем пыталась договориться с тобой. Неважно, что я оставалась одна…

— Эми, ты была совсем крохотная! — воскликнул он, удивляясь, как разговор свернул на эту тему, и не зная, как прекратить его, пока не полезли на свет божий воспоминания и эмоции, которые он столько лет держал взаперти. — Ты же ничего не знаешь о том, как мы с твоей мамой жили.

Эми смотрела на него обиженными, полными слез глазами.

— Я знаю, что ты уехал.

— Твоя мама могла поехать со мной. Я не хотел тебя терять. Я боролся, чтобы тебя оставили со мной!

— Боролся, — повторила Эми. На нее нахлынула та же беспомощность, те же отчаяние и боль, что и тогда, во время развода родителей. Она помнила минуту, когда поняла, что папа и мама перестали друг друга любить, и свой детский страх: а не перестанут ли они теперь любить и ее? Из глаз закапали слезы, и она вытерла их тыльной стороной кисти. — Боролся, как будто я твоя игрушка, — горько пробормотала она. — Твоя награда. Так вот, я не награда и не игрушка, я — человек, я расту, меняюсь и общаюсь с другими людьми, и если ты, папа, отказываешься с этим мириться, то, может быть, лучше мне уехать домой сегодня же!

Всхлипнув, она схватила со стула сумку и, хлопнув дверью, пулей вылетела из кабинета.

Дэн стоял не шевелясь, как изваяние. Весь его гнев прошел, и он чувствовал себя старым и слабым. Он тяжело вздохнул, обеими руками провел по волосам от лба к затылку. И почему жизнь такая сложная штука, почему все в ней должно быть переплетено и перепутано, общий результат неясен, перспективы темны? Чем хорош футбол — там все просто, потому что есть порядок. Вот поле с абсолютно четкими границами, вот правила без единого исключения, вот противник — он в форме другого цвета. Знай забивай голы и защищай свои ворота. Почему в жизни так нельзя?

Это желание вовсе не казалось Дэну неразумным. Он ведь не хотел ничего особенного только чтобы дочь была рядом, работа шла как положено и чтобы во всем был порядок.

Он взял со стола фотографию в рамке. Его малышка, его дочка, остановившиеся одиннадцать лет, счастливая улыбка, плакатик с корявой надписью: Папочка, я тебя

Люблю.

Пальцы стиснули рамку. В общем, именно этого он и хотел — чтобы дочка любила его. У него украли детство Эми, украли ее ежедневное присутствие; ему только и осталось, что фотографии и краткие редкие встречи. Разве так уж нелепо его желание растянуть время?

Эми, конечно, кажется, что она растет медленно.Онарвется все попробовать, все испытать, стать взрослой.Нодля него этот отрезок времени пройдет почти незаметно. Несколько встреч с дочкой. Короткая вереница дней. Затем она вернется в свою постоянную жизнь, к своей новой семье, а он останется рыться в прошлом, перебирать воспоминания… плюс мир, покой, дом, работа…

Работа. Дэн с благодарностью уцепился за это слово, торопясь прочь из пучины эмоций. Ему надо работать. Он сделал глубокий вдох, поморгал, чтобы прояснилось в глазах, поставил фотографию на место и вышел из кабинета.

— Вы были вместе, — отчетливо, почти по слогам произнес Дэн. — До которого часа?

Трейс беспокойно заерзал на стуле, с трудом сглотнул, отчего кадык прыгнул вверх-вниз.

— Примерно до половины третьего.

У шерифа Янсена заиграли желваки на скулах и окаменел подбородок. Все, подумал Трейс, жизнь кончена. Вот тебе расплата за то, что путался с дочерью шерифа. Вид у Янсена был такой, будто он сейчас достанет свой верный «кольт» и влепит ему девять грамм прямо промеж глаз. Он предупреждал Эми, что у них будут неприятности, но она так просила его остаться хоть ненадолго, — а как может мужчина смотреть в эти большие голубые глаза и хоть в чем-то отказать? Он не хотел отказывать ей. Он влюбился по уши. Это было и чудесно, и ужасно, только вот теперь ему за это отдуваться.

— Мы ничего не делали, шериф, — начал он, торопясь развеять худшие отцовские опасения. — Честное слово, ничего. То есть… ну, да, я ее поцеловал… — У Янсена раздувались ноздри. Трейс проглотил еще один ком страха. — Но больше ничего не было. Богом клянусь, — заверил он,

Поднимая правую руку, будто приносил присягу. — Вообще мы просто разговаривали.

Он говорил правду. Дэн устало откинулся на спинку кресла, потер лоб, чтобы ослабить давящий его обруч напряжения. В одном с Трейсом легко: можно точно знать врет он или нет. Сейчас Трейс буквально лучился честностью, глазами умоляя Дэна поверить ему. Дэн побарабанил пальцами по столу, взглянул на Элизабет, стоявшую чуть поодаль со скрещенными на груди руками. За все время допроса она не сказала почти ни слова. Ему — ни слова. Для него у нее не осталось ни гнева, ни жалости — ничего.

— Трейс, почему ты раньше молчал?

Тот качнулся на стуле, поправил разбитые очки.

— Не хотел подводить Эми. Она говорила, что вы просто тиран… — Тут он прикусил язык, мысленно проклиная себя за глупость, покраснел, как рак, и поспешил оговориться:

— То есть что вы считаете ее еще слишком маленькой и все такое.

— Трейс, тебе грозило обвинение в убийстве!

— Но я же не убивал! — воскликнул он. — Я думал: все равно вы ведь поймаете того, кто виноват, и дело с концом. Тогда меня выпустят, и Эми от вас не влетит. А мы просто разговаривали… почти все время.

Дэн поднял руку, пресекая дальнейшие излияния. По его шкале плохих дней, сегодняшний шел в сравнение разве что с решающим матчем рейдеров против сборной Сиэтла в 1979 году, матчем, который мог обеспечить им выход в финальную часть. Тогда-то, не взяв простейший мяч, он и повредил колено. Они продули Сиэтлу 29:24, а он еще полгода торчал в реабилитационном центре.

— Прошу вас, не надо очень сердиться на Эми, шериф, — серьезно сказал Трейс, у которого сердце ныло при мысли, что его милой Эми придется выдержать бурю гнева, на которую ее отец, безусловно, способен. — Я один во всем виноват, потому что я старше, мне и надо было думать, а я…

Он пожал плечами и уставился на свои пальцы, не в силах выразить словами то, что чувствовал, когда был с Эми. Она такая милая и светлая, и с нею можно говорить о всем, о чем он не говорил никогда и ни с кем: о том, например, что он хочет стать конструктором космических кораблей, или о том, как было обидно, когда Брок Стюарт от него отказался. За те несколько дней, что он знал Эми, она стала его лучшим другом, — кроме мамы, но мама — особый случай и потому в счет не идет. Он хотел, чтобы и Янсен это понял, но не особенно верил, что это возможно, ведь Янсен — отец Эми…

— Я хотел просто побыть с нею, — пробормотал он, глядя на шерифа сквозь треснувшее стекло очков, задвинув подальше свою гордость и вложив в эти слова все головокружительное, пугающее чувство первой любви. — Если вы не захотите, чтобы я работал у вас, я вас пойму.