Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - Джон Джейкс

Уилла пообещала, что после спектакля они поужинают вместе с другими актерами. Пять актов «Гамлета» показались Чарльзу бесконечными. Тихие монологи принца Сэм Трамп произносил громко и напыщенно, а в сцене финального поединка вошел в такой раж, что дважды упал, вызвав свист в зале.

Потирая ушибленное колено, Трамп с извинениями отказался от ужина. В результате к Чарльзу и Уилле присоединились только молодой суфлер, он же сценариус Финли и «вечный мальчик» Трублад, который теперь мог сохранять свое амплуа инженю лишь с помощью толстого слоя грима и пудры. Финли опоздал и пришел в биргартен, когда все уже весело пили за столом темное немецкое пиво из больших кружек. Веселье сразу оборвалось, когда он показал свежий номер «Миссури газетт».

– Хэнкок сжег индейскую деревню.

– Что?! – В светлых глазах Уиллы отразился ужас.

– Вот, здесь… – Финли постучал по заголовку. – Вожди не пришли на переговоры. Может, их напугали угрозы Хэнкока, но они сбежали, забрав с собой всех женщин и детей. Когда Кастер погнался за ними, то наткнулся на сожженную дилижансовую станцию, и тогда Хэнкок в отместку приказал поджечь брошенную деревню – все двести пятьдесят домов… Вот здесь все написано, – добавил он, садясь и подзывая официанта.

– Когда это случилось? – с негодованием спросил Трублад.

– Девятнадцатого… – ответила Уилла, разглаживая газету. – Боже, вся одежда, вся утварь индейцев – все сгорело! Какое бессердечие! Возмутительно!

– Хэнкок туда отправился, чтобы наглядно показать вождям, что им лучше вести себя мирно этим летом, – сказал Чарльз.

– Ну да, теперь мира точно не будет! – Уилла протянула ему газету. – Прочти сам! Ведь не найдено никакой связи между сгоревшей станцией и уничтоженной им деревней!

– Никакой связи, кроме той, что все это части одной и той же проблемы. Вождям следовало прийти на переговоры.

– Чтобы выслушать надменные речи Хэнкока? Я читала его заявления. Одно сплошное чванство и воинственность.

– Послушай, я устал от этих разговоров. Ты ведь знаешь, что шайенны убили моего партнера. Прекрасного, безобидного человека, который был их другом и никогда никому из них не причинил зла.

– И поэтому армия должна ответить такой же жестокостью? На это последует новая жестокость, и так без конца, Чарльз. Это унижает армию, низводит ее до уровня той горстки индейцев, которые ведут себя как дикари.

– Не такой уж горстки… – начал было Чарльз.

– Ладно, Вашингтон услышит об этом от нашего Общества! – заявил Трублад, схватил газету и стал перечитывать заметку, то и дело сердито фыркая.

– Уилла, каждый индеец – потенциальный убийца. – Чарльз не мог остановиться. – Это у них в крови. Так же, как традиция кромсать тела убитых на части.

– Ну конечно, – язвительно откликнулась она и отодвинула тарелку; в светлых глазах отразились огоньки бумажных фонариков, апрельский ветер трепал завитки волос. – Я закончила, – добавила Уилла, вставая, и неприязненно посмотрела на Чарльза.

Они оставили растерянного Финли и поглощенного чтением Трублада. Чарльз взял Уиллу за руку, но она отстранилась. По дороге в отель он несколько раз пытался с ней заговорить, но девушка или качала головой, или сухо бросала: «Нет», а один раз сказала:

– Прошу, не надо. Меня просто тошнит от твоих кровожадных разговоров!

В постели они даже не прикоснулись друг к другу после сдержанного поцелуя с пожеланием спокойной ночи. Чарльз спал плохо. Утром оба извинились за дурной характер, но больше ни за что. Чарльз чувствовал досаду, что вообще пришлось извиняться хоть за что-то.

Его пароход отходил в пять вечера. Уилла после утренней репетиции пожаловалась на головную боль и захотела вернуться в отель. Чарльз отвел ее в тихий уголок за сценой.

– Может быть, мы теперь долго не увидимся. Наша рота скоро выступает в поход.

На глаза Уиллы навернулись гневные слезы.

– Надеюсь, ты найдешь столько крови, сколько тебе хочется… хотя одному Богу известно, почему после четырех лет войны ты до сих пор ее ищешь.

– Уилла, я же объяснил.

– Не важно. Совсем не важно, Чарльз. Наверное, это даже хорошо, что ты на какое-то время оставишь своего сына. Он слишком мал, чтобы учиться ненависти.

Чарльз сжал ее руки:

– У меня есть очень серьезная причина…

– Никакая серьезная причина не может оправдать жестокости! – Уилла отшатнулась, пытаясь вырвать руки, и Чарльз отпустил ее. – Ни жестокости людей, убивших твоих друзей, ни твоей собственной. Прощай, Чарльз.

Чарльз потрясенно смотрел, как она резко развернулась и ушла. А через пару минут услышал, как громко хлопнула дверь, выходившая на Олив-стрит.

В нем закипел гнев, борясь с уже снедавшим его раскаянием. Пока он чиркал спичкой о подошву сапога, из темноты вперевалку вышел Трамп с грязным полотенцем на бледном голом плече.

– Я слышал кусочек вашей ссоры, – сказал он. – Опять индейский вопрос.

– Она просто не понимает…

– Она понимает собственную позицию, и она очень тверда в ней. Вы знаете об этом уже много месяцев. Но вы зашли настолько далеко, что поставили ее перед выбором. Только ожидали совсем не того, что получили. – Старый актер вытер со щеки пятно пудры. – Что ж, по крайней мере, я избавлен от необходимости хорошенько поколотить вас. Вы обидели ее, но и сами получили по заслугам.

– Не мелите чушь, Сэм! Я люблю ее!

– Неужели? Тогда почему вы ее отталкиваете? – Он пристально посмотрел на Чарльза и ушел.

Прислонившись к поручням, Чарльз смотрел, как огни Сент-Луиса постепенно тают в весенних сумерках. Под кормовыми колесами парохода шумно плескалась вода.

Он ведь и вправду сделал то, о чем сказал Трамп, разве не так? Намеренно оттолкнул Уиллу.

Но почему? Боялся, что их отношения причинят еще больше боли, если продолжатся? Или из-за того, что ее так возмутила его одержимость местью? Знать бы ответ.

Он думал о ее глазах и волосах; о ее страстности и нежности; о ее остром уме и удивительном идеализме, не подвластном ни времени, ни событиям реальности. Уилла шла по жизни своим собственным путем, как и Августа Барклай, которую он тоже оттолкнул. Он понимал, что повторяет все сначала, ругал себя, а потом попытался приглушить чувство вины воспоминанием о Деревянной Ноге, Малыше, Фениморе…

Я прав, черт побери! Она далека от реальности. И никогда этого не поймет.

Но все же, глядя на сверкающие звезды над головой, он чувствовал неизбывную печаль.

Хэнкок выслал к деревне разведчиков. Вскоре после девяти часов… обнаружилось, что индейцы ее покидают… Кастеру было приказано взять на себя командование примерно шестьюстами человек из Седьмого кавалерийского и окружить деревню, но не входить в нее и не нападать на индейцев. Окружение было произведено очень оперативно и бесшумно, однако более близкая разведка показала, что в деревне нет ни души и что индейцы ушли на север, к Смоки-Хилл… Кастер получил приказ выступить днем, чтобы догнать индейцев и заставить их вернуться. Кавалерия двигалась очень быстро и добралась до дилижансной станции на Смоки-Хилл, когда пожар там еще продолжался. В грудах пепла он нашел полусгоревшие тела. И сразу же отправил бойца с донесением генералу Хэнкоку, описав все факты… На этом основании Хэнкок приказал Смиту поджечь индейскую деревню…