Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

утвердившихся на Индостане, и перерезав пути сообщения французов. Эти операции в отдаленных водах, никогда не прерывавшиеся, приняли немалые размеры и велись активнее после того, как уничтожение французского флота освободило Англию от опасений, что неприятелю удастся вторжение в метрополию, и когда злополучное участие Испании в войне с 1762 года принесло Англии еще более богатые призы, а с ними и средства для подобных предприятий.

Строгая блокада неприятельского флота в Бресте, впервые устроенная систематически в ходе этой войны, может рассматриваться скорее как оборонительная, чем как наступательная операция, так как, хотя со стороны англичан и было, конечно, намерение сражаться, когда к тому выпадал случай, главной целью блокады была нейтрализация наступательного оружия в руках неприятеля; уничтожение же этого оружия было вопросом второстепенным. Верность этого замечания доказывается тем негодованием и гневом, что охватили Англию, когда вызванное необходимостью удаление флота с места блокады в 1759 году позволило французскому флоту выйти из Бреста. Постоянные блокады в этой войне и в последующих войнах лишали французов надлежащей практики в управлении кораблями, отчего их флот всегда уступал английскому, как бы ни приближался он к последнему по численности и как ни блестящ был его внешний вид. Расположение Брестского порта таково, что блокированный флот не мог выйти в море при сильных западных штормах, которые были опасны для блокировавших; англичане поэтому обыкновенно уходили тогда в Торбей или Плимут, в уверенности, что при надлежащей бдительности успеют с восточным ветром возвратиться к месту блокады прежде, чем большой и дурно управлявшийся французский флот выйдет в море.

В конце 1758 года Франция, удрученная сознанием неудач на континенте, тревожимая и разоряемая английскими десантами на ее берега, особенно частыми в этом году, понимая, что денежные средства не позволяют ей вести одновременно континентальную и морскую войны, решилась нанести прямой удар по самой Англии. Ее торговля была уничтожена, тогда как неприятельская процветала. Лондонские купцы хвастались, что при управлении Питта торговые операции слились с военными и обогащались войной[145]; эта процветавшая торговля воодушевляла и континентальную схватку при посредстве денег, которыми щедро наделяли врагов Франции.

В это время Людовик XV призвал к власти нового министра Шуазеля, человека деятельного и энергичного. С начала 1759 года шли приготовления в океанских портах и портах Канала. В Гавре, Дюнкерке, Бресте и Рошфоре строились плоскодонные боты для перевозки войск. На них намеревались посадить до пятидесяти тысяч человек для вторжения в Англию, а еще двенадцать тысяч готовились для высадки в Шотландии. Снарядили две эскадры, каждая довольно сильная, одну в Тулоне и другую в Бресте. Соединение обеих эскадр в Бресте должно было стать первым шагом великого предприятия. Но последнее обрушилось именно в этой операции вследствие морского превосходства англичан, а также вследствие того, что они владели Гибралтаром. Кажется невероятным, что даже непреклонный и самоуверенный Уильям Питт в 1757 году предлагал отдать Испании, в вознаграждение за помощь в отвоевании у французов Менорки, «сторожевую башню», с которой Англия наблюдает за водным путем между Средиземным морем и Атлантикой. К счастью для Англии, Испания отказалась. В 1759 году адмирал Боскауэн командовал английским Средиземноморским флотом. При атаке французских фрегатов на Тулонском рейде некоторые его корабли были настолько повреждены, что он отплыл со всею эскадрой к Гибралтару для необходимых исправлений; однако из предосторожности он расставил сторожевые фрегаты через известные дистанции и условился, чтобы они пушечными сигналами известили его заблаговременно о приближении врага. Воспользовавшись отсутствием адмирала и во исполнение полученных приказаний, французский коммодор де ла Клю вышел из Тулона с двенадцатью линейными кораблями 5 августа, а 17 августа был уже в Гибралтарском проливе, при свежем восточном ветре, с которым его корабли быстро вышли в Атлантику. Все, казалось, благоприятствовало французам, так как густой туман и наступившая ночь скрывали их от береговых наблюдателей, не препятствуя им в то же время видеть друг друга; как вдруг в близком от них расстоянии вырисовался неожиданно английский фрегат. Едва последний завидел французов, так, зная, что это должен быть неприятель, он направился к берегу и начал сигнальную стрельбу из орудий. Преследовать было бесполезно, оставалось только бежать. Надеясь оторваться от неизбежной погони, французский коммодор взял курс на вест-норд-вест в открытое море, погасив все огни, но то ли по беспечности, то ли по злонамеренности – на что намекает один французский морской офицер – пять из двенадцати кораблей забрали севернее и вошли в Кадис на другое утро, потеряв коммодора из вида. Де ла Клю был сильно смущен, когда увидел на рассвете, что силы его изрядно уменьшились. В восемь часов вдали показались паруса, и несколько минут он надеялся, что это его потерявшиеся корабли. Но это были разведочные фрегаты флота Боскауэна, который с четырнадцатью линейными кораблями спешил в погоню за неприятелем. Французы, построившись в линию и держась в крутой бейдевинд, вновь обратились в бегство; но, конечно, их эскадренная скорость была меньше, чем скорость быстрейших английских кораблей. В ту эпоху в английском флоте хорошо усвоили общее правило для всех случаев погони, когда преследующий решительно сильнее преследуемого: строй должен соблюдаться лишь настолько, чтобы отставшие корабли могли подойти своевременно на помощь; свалка в таких случаях вполне целесообразна. Боскауэн руководствовался этим правилом. Арьергардный корабль французов, с другой стороны, благородно последовал примеру л'Атандюэра, когда тот спас караван торговых судов. Настигнутый в два часа головным английским кораблем и окруженный после того четырьмя другими, он оказывал в течение пяти часов отчаянное сопротивление, которым надеялся не спасти себя, но задержать неприятеля достаточно надолго для того, чтобы лучшие ходоки французского флота успели уйти. Он настолько преуспел в этом, что упомянутые французские корабли, благодаря повреждениям, нанесенным неприятелю, и своей резвости, избежали в тот день сражения на близкой дистанции, которое могло бы окончиться только пленом. Когда арьергардный французский корабль спустил флаг, у него были сбиты все три стеньги, бизань-мачта немедленно упала, а корпус до такой степени наполнился водой, что с трудом держался на поверхности. Де Сабран – таково достойное памяти имя командира этого корабля – получил одиннадцать ран при доблестном сопротивлении, которым он столь знаменательно проиллюстрировал долг и службу арьергарда в деле задержки преследующего противника. В ту ночь два французских корабля успели отойти далеко к западу и так оторвались от неприятеля, другие же четыре по-прежнему продолжали бегство, но на следующее утро коммодор, отчаявшись в спасении, направился к португальскому берегу и приткнулся к мели со всеми кораблями между Лагошем и мысом Сент-Винсент. Английский адмирал атаковал, взял два и сжег остальные, несмотря на