Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

помощи эскадры, обратил тогда оружие внутрь страны, вместо того чтобы действовать против Мадраса.

Прибыв на острова, д'Аше нашел там положение дел, которое не менее рельефно характеризует немощность и близорукость общей морской политики Франции в ту эпоху. Его прибытие туда было столь же нежелательным, как нежелателен был для Лалли его уход из Индии. Острова пребывали в состоянии крайней нужды. Морской дивизион, пополнившийся прибытием трех линейных кораблей из Франции, так их истощил, что коммодора настоятельно попросили о немедленном отплытии. С исправлениями спешили, как только возможно, и в ноябре несколько кораблей отбыли за провизией к мысу Доброй Надежды, в голландскую колонию; но и эта провизия вскоре по получении иссякла, так что призывы к отплытию эскадры возобновились. Состояние кораблей было не менее критическим, чем положение колонии, и коммодор возражал против требований отплыть, ссылаясь на полный недостаток провианта и других припасов для плавания. Обстоятельства в самом деле были таковы, что некоторое время спустя пришлось изготавливать бегучий такелаж из распущенных якорных канатов и совсем разоружить некоторые корабли для того, чтобы снятые с них пушки пошли на другие. Прежде возвращения в Индию д'Аше написал морскому министру, что «готовится к отплытию лишь для того, чтобы спасти экипаж от голодной смерти, и что ничего нельзя ожидать от эскадры, если не будут доставлены необходимые припасы, так как люди и материальная часть кораблей находятся в плачевном состоянии». При таких обстоятельствах он отплыл с островов в июле 1759 года и прибыл к Коромандельскому берегу в сентябре. За год его отсутствия Лалли два месяца держал Мадрас в осаде при северо-восточном муссоне, благо обе эскадры ушли – время года не благоприятствовало морским операциям у этого берега. Но английская эскадра с наступлением нового сезона возвратилась первой и, по словам французских писателей, заставила снять осаду Мадраса, а по словам английских, только ускорила снятие. Д'Аше возвратился в Индию с флотом, превосходящим английский по числу и по величине кораблей, но, когда противники встретились, Покок не задумался атаковать одиннадцать французских кораблей своими девятью; это сражение, состоявшееся 10 сентября 1759 года, было таким же нерешительным, как и два первых, однако д'Аше все-таки отступил после кровавой схватки. По поводу этого Кэмпбелл в своем труде «Жизнеописания адмиралов» делает комическое, но серьезное по тону замечание: «Покок привел французские корабли в весьма печальное состояние и погубил многих людей на них; на особенные таланты обоих адмиралов указывает тот факт, что они сходились трижды в жарких боях за восемнадцать месяцев, не потеряв ни одного корабля ни с той, ни с другой стороны». Плоды победы достались слабейшему флоту, так как д'Аше возвратился в Пондишери и оттуда отплыл 1 октября на острова, предоставив Индию ее судьбе. С того времени результат определился. Англичане продолжали получать подкрепления из Европы, тогда как французы не имели таковых; люди, с которыми приходилось бороться Лалли, превосходили его по способностям; один пост за другим сдавался английскому оружию, и в январе 1761 года сдался сам Пондишери, окруженный с суши и отрезанный с моря. Это событие довершило падение французского влияния в Индии, ведь, пусть Пондишери и другие владения вернули затем Франции по мирному договору, первенство Англии уже никогда не оспаривалось. Не помогли даже атаки искусного и смелого Сюффрена, который двадцать лет спустя столкнулся с теми же затруднениями, что и д'Аше, но проявил энергию и находчивость, да и действовал при более благоприятных обстоятельствах.

Итак, Франция потеряла Канаду и Индию вследствие очевидной неспособности к операциям на дальних морях, и казалось едва ли возможным, что Испания, при ее слабом флоте и широко разбросанных владениях, изберет именно этот момент для принятая участия в войне. Тем не менее случилось именно так. Морское истощение Франции было ясно всем и обильно засвидетельствовано ее морскими историками. «Средства Франции были истощены, – говорит один из них. – В 1761 году лишь несколько единичных кораблей вышли из портов и все угодили в плен. Союз с Испанией состоялся слишком поздно. Случайные корабли, которые выходили в море в 1762 году, попадали в руки врага, а колонии, еще принадлежавшие Франции, было не спасти»[150]. Даже в 1758 году другой французский писатель замечал: «Недостаток денег, угнетение торговли английскими крейсерами, недостаток хороших кораблей, недостаток припасов и т. д. принудили французское министерство, которое было не в состоянии снарядить большие силы, прибегать к разным уловкам и избрать вместо единственной рациональной системы войны, большой войны, мельчайшую из мелких войн – род игры, в которой серьезная цель не может быть достигнута. Даже тогда на прибытие в Луисбург четырех линейных кораблей, избежавших встречи с неприятелем, смотрели как на прихоть удачи… В 1759 году благополучное прибытие вест-индского каравана торговых судов было столько же радостным, сколько и неожиданным для купцов. Мы видим отсюда, как редки были такие удачи для французов на морях, где господствовали эскадры Англии»[151]. Эти слова характеризуют состояние дел до бедствий де ла Клю и Конфлана. Уничтожение французской торговли, начавшееся с захвата судов, завершилось отнятием многих колоний. Едва ли поэтому можно допустить, что семейный договор между двумя королевскими дворами, обязавший их оказывать взаимную поддержку во всякой будущей войне и тайно вынуждавший Испанию объявить войну Англии до истечения текущего года, если мир не будет заключен, «делал честь мудрости обоих правительств». Трудно оправдать испанское правительство и саму Францию за вовлечение родственного народа в такую дурную сделку, которой надеялись оживить французский флот и побудить к участию в союзе некоторые нейтральные державы, ведь многие, помимо Испании, имели основания жаловаться на Англию. «В ходе войны с Францией, – признает английский историк, – испанский флаг не всегда встречал уважение со стороны британских крейсеров»[152]. «В 1758 году, – пишет другой, – не менее ста семидесяти шести нейтральных судов, нагруженных богатыми плодами французских колоний или военными и морскими припасами, попали в руки Англии»[153]. Очевидно, что тогда уже действовали те мотивы, которые двадцать лет спустя привели к «вооруженному нейтралитету» прибалтийских держав против притязаний Англии на море. Обладание неограниченной силой, равной морской силе Англии, редко уживается с глубоким уважением к правам других. Англии при отсутствии соперника в океане было выгодно, чтобы груз неприятеля на нейтральных судах подлежал захвату, отчего торговля нейтральных держав не только сильно усложнялась, но и несла значительные потери; по той же причине было для нее выгодно ранее блокировать на бумаге французские порты. Нейтральные страны, конечно, возмущались против таких требований, но 1761 год был неудачным для вооруженного протеста, а среди всех держав Испания наиболее рисковала