Теории всего на свете - Джон Брокман

Еще один коллега Галилея сообщал, что инструмент пригоден лишь для наземных наблюдений, но не для небесных: «Я испытал сей прибор Галилея тысячью способами, и на предметах земных, и на предметах небесных. Тут, внизу, он работает превосходно; при обращении же в небесные выси он обманывает зрение»[88]. Один профессор математики из Колледжио Романо был убежден, что Галилей сам вставил четыре спутника Юпитера в свою трубку. Галилей кипел от гнева: «Когда я пожелал показать спутники Юпитера флорентийским профессорам, они отказывались видеть и их, и самый телескоп. Эти люди полагают, что в природе незачем искать истину, ибо эта истина отыскивается лишь при сравнении различных текстов»[89].

Полагаясь на собственные глаза, Галилей, Кеплер, Ньютон и другие вызвали Научную революцию, которая в эпоху Просвещения как раз и позволила ученым применить принцип эмпиризма не только к миру природы, но и к миру человека, к обществу. Так, великий политический философ Томас Гоббс считал себя Галилеем и Уильямом Харви общественных наук: «Галилей… стал первым, кто открыл нам врата универсальной натурфилософии, даровав нам знание природы движения… Науку о теле человеческом, наиболее ценную часть естественной науки, впервые открыл нам, с достойной восхищения прозорливостью, наш соотечественник доктор Харви… Следственно, натурфилософия еще довольно молода; однако философия общественная еще моложе, ибо она уж во всяком случае не старше… моего собственного сочинения “О гражданине”»[90].

Со времен начала Научной революции и далее, на протяжении всей эпохи Просвещения, принцип эмпиризма медленно, но неуклонно и неизбежно вытеснял суеверия, предрассудки, догматизм, власть Церкви. Вместо божественной истины, основанной на авторитете какой-то древней священной книги или философского трактата, люди начали изучать книгу природы самостоятельно.

Вместо разглядывания иллюстраций в ботанических атласах с их разукрашенными буквицами ученые все чаще отправлялись на природу, чтобы увидеть, что же на самом деле происходит «в полевых условиях».

Вместо того чтобы полагаться на гравюры из старых медицинских книг, изображающие рассеченные тела, врачи вскрывали трупы сами, дабы собственными глазами увидеть, что находится внутри человека.

Вместо того чтобы сжигать ведьм после рассмотрения сновидческих доказательств, как предписывает «Malleus maleficarum» («Молот ведьм»), авторитетное пособие по охоте на злокозненных колдуний, юристы начали рассматривать более надежные формы доказательств перед тем, как обвинять кого-нибудь в преступлении.

Вместо того чтобы подчиняться горстке элиты, сосредоточившей в своих руках политическую власть путем поддержания в народе неграмотности и невежества, люди учились видеть своими глазами – посредством науки, литературы и образования, – ту власть и ту коррупцию, что мешали им поднять голову, а увидев, сбрасывали цепи и добивались своих прав.

Вместо божественного права королей люди потребовали естественного демократического права. Демократические выборы явились в этом смысле социальным экспериментом. Каждые несколько лет, устраивая выборы, вы осторожно меняете переменные и наблюдаете результат. Многие из отцов-основателей США были учеными, которые намеренно применили метод сбора данных, проверки гипотез и формирования теорий к процессу построения государства. Понимание преходящести вещей привело их к созданию социальной системы, где эмпиризм стал краеугольным камнем действующей политики. Новое правительство походило на научную лабораторию. Оно проводило серию экспериментов – год за годом, штат за штатом. Главной целью было не насаждать ту или иную политическую систему, а учредить систему, где люди могли бы сами экспериментировать, чтобы понять, что в ней работает, а что – нет. Так принцип эмпиризма нашел применение в социальном мире.

В 1804 году Томас Джефферсон писал Джону Тайлеру: «Не может быть более захватывающего опыта, нежели тот, который мы пытаемся проводить ныне и который, как мы убеждены, приведет к утверждению того, что человеком должны править разум и истина».

Кевин Келли

Колумнист Wired; автор книги What Technology Wants («Чего хочет технология»)

Откуда мы взялись? Мне представляется глубоким, изящным и красивым объяснение, согласно которому мы все когда-то зародились в звездах. Это объяснение гласит: основная часть атомов нашего тела состоит из более мелких частиц, некогда созданных в жаровнях звезд. Эти светила давно погасли. Лишь фрагменты нашего первичного водорода родились прежде звезд. По космическому счету, мы на 90 % являем собой останки звезд. По сути, люди – побочный продукт термоядерного синтеза. Колоссальные давления и температуры в этих гигантских небесных печах сгущали сталкивающиеся облака крошечных элементарных частиц, порождая более тяжелые частицы, которые после ядерного синтеза выбрасывались в пространство, когда печь погибала. Самые тяжелые атомы, находящиеся у нас в костях, могли потребовать более одного цикла пребывания в звездных печах, иначе бы эти атомы не набрали вес. Бесчисленные количества выстроенных таким же путем атомов некогда слиплись в планету, и странный неравновесный феномен под названием «жизнь» объединил часть их в наши с вами смертные формы. Все мы – собранная вместе звездная пыль. И, благодаря самой изящной и замечательной трансформации, это наше звездное вещество способно смотреть в ночное небо, любуясь тем, как сияют другие звезды. Они кажутся очень далекими, однако на самом-то деле они к нам очень близки, и неважно, сколько световых лет нас разделяет. Все, что мы видим в других, рождено в звездах. Прекрасно, не правда ли?