Параллельщики - Татьяна Буглак

«А почему нет? – удивилась Инесса, пихая мужа в бок твердым смугловатым кулачком. – Все созданное нами было когда-то мыслью».

«Хватит, а то еще Платона с его миром идей вспомним, – оборвал ее тогда Азамат».

Я крутила в голове эту мысль: мозг может стать катализатором, точнее не сам мозг, а четкая мысль, плюс особые условия – тот самый диссонанс фона. Но… Вспомнились слышанные когда-то истории, как один деревенский музыкант переигрывал целый оркестр, заставляя людей на свадьбе играть похоронный марш, а на поминках – плясовую. Редко, конечно, но такое бывает. А еще – скандирование речевок, когда вся толпа вдруг подхватывает крик одного человека.

Я не физик, я обычный гуманитарий и не знаю формул, даже терминами не умею правильно пользоваться. Я привыкла к понятной образности картинки или мелодии. И этот образ идущего за деревенским музыкантом оркестра засел у меня в голове, сменившись через некоторое время стайкой рыб, плывущей вслед за чувствующим ток воды и электрические импульсы вожаком. Я ведь знаю, что такое ощущать фон пространства. Неужели для этого обязательно нужно быть в зоне воздействия установки?

Я закрывала глаза, пытаясь вернуть то состояние ощущения фона пространства.

– Добрый день, Владимир Сергеевич. – Я сказала это, не видя входившего.

Мой коллега вздрогнул, выронив пластиковую папку:

– Откуда вы узнали, что это я?

– Зеркальце. – Я притворилась, что убираю что-то в косметичку, хотя на самом деле знала, кто подошел к двери, еще когда она была закрыта. Получается, если очень постараться, можно почувствовать фон. А изменить?

В субботу через две недели после возвращения от родителей мне пришлось целый день водить школьные экскурсии, так что к вечеру я была уже никакая, поэтому, прикинув, сколько у меня денег, все же решила ехать домой на такси. Подъехавшая машина оказалась старой и грязной, в салоне воняло табачным дымом и дешевой отдушкой от висевшей над дверцей пассажирского сиденья «елочки». Молодой водитель еле дождался, пока я сяду, и рванул с места, желая показать свое мастерство, очень сомнительное на мой взгляд.

– А чо вы вперед не сели? – Парень был разговорчив и хотел познакомиться поближе.

– Мне тут удобнее. – Я старалась найти, за что ухватиться. – Можете помедленнее?

– Как скажете. – Он недовольно пожал плечами, сбавив скорость, но сразу же врубил музыку. По ушам ударил шансон: «Все равны пред иконою, кто войной повязан или зоною».

– Выключите, пожалуйста. – Я старалась говорить вежливо.

– А чо? Жизненная песня! – Парень недовольно выключил приемник и, пропуская медленно ползущий трамвай, раздраженно бросил: – Чо эти развалины не уберут? Ездить мешают.

– В Европе общественный транспорт развит больше, тем более трамваи, они ведь чище старых машин. – Я почему-то ответила на реплику, хотя понимала, что только подзадориваю этим водителя.

– Хорошая машина, я на ней на «восьмой» айфон накатал. Хотел летом «десятый» купить, а меня с деньгами кинули, да еще чуть на нары не попал. Вон, – парень кивнул на здание бывшего института, мимо которого мы как раз проезжали, – наняли нас сюда одну бандуру собрать, а она какой-то секретной оказалась, да еще и загорелась. Слышала летом про панику? Нас и взяли, будто мы ее делали, и все деньги забрали, менты эти! Меня с завода поперли, хотя там и так не платили, я на машине за неделю больше зарабатываю. Предки денег тоже не дали, хорошо хоть жрать готовят. И кредит из-за судимости не дают. Приходится сутками таксовать, а еще предкам отстегивать на жратву.

Он говорил что-то еще, жаловался на жизнь, на порядки в СИЗО, хвалил «жизненный» шансон, так и не узнав меня в плаще и вязаном берете. Я же узнала его почти сразу. Вот, значит, как. Я его тогда даже жалела, думала, он на семью деньги заработать пытался, а он их даже родителям давать не хочет, все на новую игрушку копит. Меня так и подмывало сказать: «Из-за тебя, гада, я там чуть не померла, и лучше тебя знаю, что такое побои в тюрьме». Но сказала совсем другое, уже расплачиваясь у своего подъезда:

– Твои деды, видать, полицаями или мародерами были, что ты войну с зоной привык равнять. И те, и те – бандиты!

Он дернулся вылезти, но мимо проходили соседки, поэтому ему оставалось только газануть, обдав меня гарью и еле вписавшись в поворот: двор у нас старый, деревьев много. Я же теперь была полностью уверена в своем решении.

В десятом часу вечера я сняла с вешалки теплую толстовку и берет и вышла в темный сырой двор. Фонарей в нем никогда не было, лампочки над подъездами не горели – «спасибо» экономному ЖЭУ, – так что никто не мог меня заметить. Я ненадолго прикрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям, и шагнула в вечерний туман.

Нет, я ее не жарю, я ее тушу, с грибами, в огромном чугунном казане, который сама даже с места не сдвину. Жарить ее мы давно уже перестали – на такую компанию это просто невозможно сделать.

В комнате слышен негромкий разговор, то и дело прерываемый грохотом чего-то падающего, и тогда Кью повышает голос, пытаясь утихомирить своих рыжих – Лот ведь тоже с заметной рыжиной – двойняшек. Оба карапуза что-то отвечают на своем детском языке, и вскоре все повторяется. Хорошо, что в гостиной нет ничего бьющегося, мы даже посуду теперь используем металлическую или пластиковую: «небьющееся» стекло в квартире Сола разлетелось в пыль месяц назад. Фо помогает подруге присматривать за малышами, но ей это дается уже тяжеловато – она на восьмом месяце. Мы в шутку гадаем, будет ли их дочь светлой, в мать, или рыжей, в Хаука. А в конторе смеются, что в нашей команде очень заметен естественный прирост населения. Ну так что же? Вон и Ли теперь заглядывает в магазины для новорожденных, хотя по ее фигуре еще ничего не заметно. Я же на вопросы отговариваюсь: «Как будет новый минимум, подумаю, пока рисковать неохота».

Да, рисковать я не хочу. Нас ведь не так уж и много – параллельщиков, способных ходить между мирами. И пока наш мир обгоняет мой, все мы вынуждены быть наготове, потому что есть пусть небольшой, но все же реальный шанс, что кто-то из причастных к опытам Михаила Петровича сумел избежать наказания и рискнет создать переходник, устроив новый эксперимент в моем мире. Технология-то уже отработанная, да и потенциальных заказчиков у нас намного больше.

Здесь пока все спокойно, те, кого по привычке зовут исконниками, на время затихли. Только все мы знаем: жажда власти и наживы неистребимы, и когда-нибудь они снова возьмут заказ у дельца или политика, а на планете опять появятся две тревожных точки – блокада и ее «тень». Но вряд ли это будет в России: люди пока слишком хорошо помнят недавние события. Да и параллельщики теперь знают, как и за чем следить, и над их интуицией никто уже не смеется. Тем более – над нами.