Маруся. Столичные игры - Галина Гончарова

Сказки это, он и сам знает, Маша их при нем сочиняла, смеялась еще… Сказки.

А вдруг?..

Ваня замотал головой и задавил в зародыше появившуюся мысль.

Нет такого.

Не было и не будет.

Нил – человек. Чешуя ему просто почудилась. Способности у малыша есть, с матерью – магом земли чудно́ было бы иначе.

В остальном – все. Человек. И никак иначе.

И Ваня взялся за книгу.

О своей догадке он никогда и никому не расскажет. Ни Пете, ни Александру – никому. Ни детям, ни внукам, когда те появятся…

Нельзя о таком говорить. Думать – и то не стоило бы, да как о чуде не думать, когда оно у тебя на глазах совершается? И все равно: молчать, молчать, молчать…

– Вая… дасе…

Иван Синютин тряхнул головой и вернулся к сказке о том, как двое мальчишек получили в дар от Великого Полоза золотую жилу. И что из этого вышло.

Сказка. Просто – сказка. И точка.

* * *

– Стареешь, Игорь Никодимович.

Его императорское величество смотрел с укором. А Романов так себя и чувствовал.

– Казните, государь.

– Это – уже второй раз. Покушение – пропустил, о том, что Шуйский может отомстить, – не подумал.

Романов развел руками.

А что тут скажешь? И пропустил, и не подумал… да ему такое и в голову не пришло!

Ладно, пришло, но весьма вторично.

Вот охрану княжны он организовал. Охрану императора. А дети княжны…

Да паскудиной надо быть, чтобы на детей покуситься, вот и весь ответ! Полной паскудиной и конченой мразью, которой и черти-то в аду руку подать побрезгуют, вилами в котел закинут.

Для всего есть пределы.

Понятно еще – покушение на государя, хотя и там – чай, на площади дети были, и Шуйского то не сильно взволновало. Всех приговорил.

Понятно покушение на княжну Горскую – если б не она, все бы удалось.

Но – дети? Даже если отмести личную неприязнь – какой от них толк? Кому они нужны? А рисковать собой, чтобы отомстить умирающей женщине? Глупо как-то, не в духе Шуйского.

Слов нет. Плюнуть – и все тут.

Даже этого нельзя. Остается лишь повторить: казните, государь. Дурак, недосмотрел. И правда пора на покой, розы выращивать.

Его императорское величество хмыкнул.

Покачал головой.

– За одного битого двух небитых дают, так, Игорь Никодимович?

Романов прикусил губу.

Оставят?

Тогда он точно из шкуры вывернется.

– На должности ты останешься. Но помни, еще один такой прокол…

Романов поклонился.

И, мешая заверения в преданности с изъявлениями благодарности, подумал, что не постарается – сделает. Все сделает, чтобы больше такого никогда не повторилось.

Иван Четырнадцатый поступил правильно.

Романов собирался вылезти из кожи.

Или – снять шкуру с врагов престола. Второе было явно предпочтительнее.

* * *

– Ничего не могу понять.

Александр только отмахнулся от доктора, который в ажитации бегал по палате.

– Главное – жива.

– Вы не понимаете! Это медицинский феномен!

– А мне казалось – это вы ничего не можете понять? – не удержался Благовещенский.

Ехидство пропало втуне, медик даже головы в его сторону не повернул.

– Ничего не понимаю! Этого быть не может…

– Но есть ведь!

Александр препирался вполне охотно, Машу ему пришлось временно выпустить из рук. Девушку переодевали.

Да-да, уже четвертый раз за эти сутки. И, похоже, это был не конец.

Что с ней происходило – неясно, но поить ее приходилось чуть не каждые полчаса. Девушка начинала метаться, стонать, облизывать губы, кожа у нее пересыхала, температура поднималась, но стоило только поднести к ее губам больничный поильник с носиком, как Маша успокаивалась.

Она выпивала залпом чуть не четверть ведра – и успокаивалась.[16]

А потом начиналось нечто несусветное.

Обычно как выводится вода?

Да, она проходит сверху – вниз, это естественный процесс. И выпить четверть ведра, кстати, – сложно.

Но не в этом случае.

Маша начинала потеть.

По ее коже катились крупные капли пота, причем не бесцветного, а какого-то неправильного, рыжеватого, пачкали ночнушку, оставляли следы на простыне…

За час-полтора промокал даже матрас.

Доктора терялись в догадках. Что происходит, как это можно объяснить… нет, непонятно.

Магия?

Но никто не знал такой магии! И даже если предположить, что из тела Маши выводится железо… Александр, честно говоря, так и думал, с тех пор как увидел рыжеватые, похожие на ржавчину следы на простыне. Вот только что делать с поражениями внутренних органов? Они-то останутся…

Допустим, не будет осколка. Но куда ты денешь дырку от осколка?

И каков вообще должен быть состав крови, чтобы выводить железо? Растворять его, убирать…

Не так давно, около часа назад, доктора таки нацедили на исследование кровушки и понесли в лабораторию.

Вот и стоит один из них в дверях, Натан Самуилович, мнется, смотрит большими глазами (действительно большими, карими такими, с поволокой) и не знает, что сказать.

– Что у вас, коллега?

– Непонятное что-то, Мирон Яковлевич.

– Что именно, Натан Самуилович?

– Да по анализам, у нашей больной в венах крови нет.

Ошалели все, в том числе и Александр.

– К-как?

– Простите, оговорился. Крови там ничтожно мало. В основном – соединения железа.

– Соединения? Железа?

– Да. Причем в жидком, что странно, состоянии. Какие-то сложные, непонятные…

Теперь недоумевали оба доктора и Александр за компанию. Кстати, он как раз – меньше всех.

– Соединения железа в жидком виде? Это они выходят?

– С научной точки зрения сие невозможно, – вздохнул Мирон Яковлевич. – Но – да. Похоже на то…

– Больная должна быть уже мертва, – отрезал Натан Самуилович. – Это вообще чертовщина какая-то!

– Это – не чертовщина. – Александр сориентировался первым, показывая на распятие, которое висело над кроватью. Увесистое такое, сделанное из освященного серебра, украшенное драгоценными камнями, сапфирами и рубинами.