Сияющие руины - Вик Джеймс

Все смотрели на Сильюна, будто он говорил на каком-то непонятном иностранном языке. Астрид Хафдан нервно рассмеялась, чтобы снять напряжение.

– Самая странная из всех странных семей – это, конечно, вы, – проговорила она. – Забавно, ваш отец всегда превозносил Джардинов: блестящая родословная, Семья основателей. И тем не менее вы все нападаете друг на друга.

– Семья… – произнес Сильюн, – такое странное понятие. Ну да бог с ним. Не каждый день ты видишь, как создается история. И если я могу в этом процессе поучаствовать, то, разумеется, не откажусь.

Люк точно знал, каким образом Сильюн собирается участвовать в развернувшемся здесь процессе. Когда Равный сделал жест в сторону Крована, рука Люка сжала нож. Он помнил слова Сильюна: «сам догадаешься, когда его надо использовать».

Похоже, что сейчас.

Крован нахмурился и сделал движение, будто что-то тянет. Гавар взвыл. Собравшиеся в комнате наблюдали, как пульсирует золотое облако вокруг Гавара Джардина. Одинокая слеза расплавленного золота стекла по его щеке. Широкая мускулистая грудь вздымалась от напряжения, словно он перетягивал канат с противником, слишком сильным, чтобы победить.

Люк выхватил нож и вонзил его Сильюну в шею прямо за ухом.

«Вот сюда, – прошептал ему Сильюн во время поцелуя, нажимая пальцем пульсирующую точку. – Вверх и глубоко. Сам догадаешься когда».

Сильюн упал на пол, мертвый. Люк всадил нож по рукоятку, и тот не только перерезал сонную артерию, но и на несколько дюймов вошел в мозг.

Кровь ударила фонтаном, заливая все вокруг. Кто бы мог подумать, что у такого бледного парня, как Сильюн, так много красной крови. Поразительно горячая, она забрызгала Люка с головы до ног.

Люка била дрожь. Он разжал пальцы, и нож упал на пол. Голова у него кружилась.

Кто-то закричал. Боуда Матраверс?

Люк опустился на колени. Крован повернул голову в его сторону, на лице застыло недоумение. Круглые линзы его очков снова были золотыми дисками, как тогда, когда вертолет на рассвете впервые доставил его на Эйлеан-Дхочайс. «Он стал похож на смерть, предлагающую оплатить проход в загробный мир», – подумал тогда Люк.

Было бы неплохо. Но есть ли он, этот загробный мир? Существуют ли иные миры, кроме этого?

В голове у Люка все смешалось и перепуталось, и от боли у него скрутило живот. Он посмотрел вниз, ожидая увидеть яркую золотую нить, связывающую его с Сильюном Джардином, но, конечно, ничего не увидел. Может быть, потому и болит живот? Сильюн Джардин был мертв, его кровь растеклась большой лужей и пропитывала брюки Люка. Люк слабо потянул вверх футболку, чтобы проверить наличие нити, но задача была слишком сложной для его пальцев, вдруг переставших слушаться.

Кто-то подошел, нависая над ним. Черные брюки. Черные волосы. Астрид Хафдан.

Тыльной стороной ладони она наотмашь ударила Люка по лицу, повалив его на пол.

И тут она взвыла и присела на корточки, обеими руками сжимая свою голову.

Люк повернул голову. Глаза затуманились… или сгустился золотой туман?

«Боуда, – обеспокоенно позвал мужской голос. Этот мужчина. Люк не мог вспомнить его имя. – Боуда!»

Раздался выстрел. Мужчина закричал и рухнул на пол, сжимая колено. Он рыдал, стонал, вопил. Люк никогда не слышал, чтобы кто-то поднимал такой шум.

К мужчине подошел Собака с пистолетом в руке. Он нацелил пистолет на другое колено и снова выстрелил. Человек вскрикнул и затих.

Собака присел рядом с Люком, опустив пистолет.

– Ты в порядке? – прохрипел он. – Держись, парень. Вы оба с ним – молодцы. Смотри. Тебе это понравится.

Собака осторожно поднял голову Люка и повернул ее в другую сторону. Люк почувствовал, как кровь Сильюна стекает с его лица. Ее тонкие струйки щекотали ноздри и плотно сжатые губы, затекали в глаза. Он разлепил губы и облизнул их. Люк был рад, что поцеловал Сильюна Джардина до того, как убил его, хотя в клубившемся в голове тумане уже не мог найти причину, зачем он это сделал.

Совсем не так и не потому, как он убил канцлера Зелстона под давлением лорда Рикса. Никто не принуждал его вонзать нож в шею Сильюна.

Люк сделал это по доброй воле. Потому что была на то какая-то причина. Ради чего-то благого. Но боль в животе усилилась настолько, что его мозг отказался мыслить логически.

Собака сидел верхом на человеке, лежавшем справа от Люка, на человеке были очки. Крован? Он слабо боролся, но колени Собаки плотно прижимали его руки к бокам. Он приподнял колено, высвобождая одну руку. Кисть взлетела в воздух и затрепетала, Собака поймал ее, как птицу. С удивительной деликатностью он сломал мизинец. Потом еще один палец. И еще один. Это невозможно. Рефлексы человека с таким сильным Даром должны были защитить его. Но Сильюн что-то сделал, или это он, Люк, что-то сделал, или, может быть, они оба. И теперь это стало возможно.

Когда Собака перебрал все пальцы и выпустил руку-птицу, она со сломанными крыльями безвольно упала на пол. Собака взялся за вторую руку и сделал то же самое и с той же деликатностью.

Собака обещал, что, если он будет смотреть, ему понравится. Но Люку не понравилось. Все, что здесь происходило, ему не нравилось. Почему сильный всегда причиняет боль? Разве нельзя обойтись без этого?

Яркий вихрь плотного золотого света медленно вышел из груди Крована. Свет поднялся вверх и, описав дугу, упал где-то за головой Люка – уже не видно. Собаку это, похоже, нисколько не смутило и не обеспокоило. Он снял очки с Крована и нажал двумя большими пальцами на глаза. Крован взвизгнул, и его пятки забарабанили по полу.

Люк закрыл глаза. Он не хотел этого видеть.

Кровь Сильюна уже остыла, а боль в животе сделалась нестерпимой. Там будто что-то надувалось до немыслимых размеров. Потом лопнет?

Он положил руку на живот и застонал.

Золотая дымка сгущалась. Она сделалась такой яркой, словно комнату охватило пламя. Костер на берегу в Фар-Карре. Люк ощутил запах древесного дыма и моря. Они с Силом сидят, соприкасаясь коленями, а с другой стороны костра – король.

И внутри пламени – дверь.

Люк открыл глаза, пристально вглядываясь в сверкающее сияние. Если он будет смотреть долго, он, возможно, увидит, как откроется дверь.

И он смотрел.

И смотрел.

Но двери не было.

Свет был слишком ярким, и он уже не мог его выносить, он снова закрыл глаза и остался так лежать. Сколько времени прошло, он не знал. Почувствовал только руки, которые взяли под плечи и под колени, кто-то поднимал его. Последнее, что Люк услышал перед тем, как отключиться, был хриплый голос Собаки:

– Давай. Время уносить ноги. Я обещал ему.

Прошла неделя, но они ничего не сказали о том, что произошло. Не выступили перед общественностью. Не сделали публичного заявления. Но и простолюдины не привыкли видеть, чтобы Равные по поводу и без демонстрировали свой Дар.