Драгоценности - Джоанна Кингсли

Но Антонио не мог уступить ей эту вещь.

– Двести сорок тысяч! – выкрикнул он, и его голос гулко разнесся по комнате.

– Двести сорок тысяч – раз, – спокойно произнес аукционер и посмотрел на Андреа.

Не отрывая взгляда от отца, она напряглась, подалась вперед и, наверное, вскочила бы, если бы Марсель не держал ее за руку.

– Двести сорок тысяч – два… – Аукционер пристально посмотрел на Андреа. – Двести сорок тысяч – три. – Он поднял молоток, и Антонио чуть заметно улыбнулся.

– Двести пятьдесят тысяч! – выкрикнула Андреа. Ее вид не оставлял сомнений в том, что она приняла вызов и теперь готова идти до конца.

Даже аукционер, до сих пор сохранявший полную невозмутимость, казалось, был удивлен.

– Ваше слово, сэр, – обратился он к Антонио. – Мы дошли до четверти миллиона.

Антонио покраснел, и испарина выступила у него на лбу. Теперь улыбнулась Андреа.

– Двести пятьдесят тысяч – раз. – В голосе аукционера послышалось сочувствие к Антонио.

Пет поняла, что Антонио выбыл из игры. Какую горькую пилюлю ему пришлось принять из рук дочери!

– Двести пятьдесят тысяч – два… Продано за двести пятьдесят тысяч долларов.

Публика взорвалась аплодисментами. В следующее мгновение на экране появилось бриллиантовое колье.

Антонио Скаппа тяжело поднялся и направился к выходу. Он прошел мимо Пет, даже не взглянув на нее. У девушки вновь возникло чувство, что она где-то видела его.

И еще ей казалось, что Антонио заговорил с ней вчера вечером неспроста. Он явно не из тех, кто тратит время на любезности. Тогда почему?

Может, это плод ее фантазии? Скаппа – человек сложный. Его считали трезвым и расчетливым дилером, но при этом он втянулся в бессмысленную дуэль, поднявшую цену на ожерелье высоко за планку его реальной стоимости. Конечно, если бы Антонио положил ожерелье в сейф и никому не показывал, как Дороти Фиск-Хейнц, тогда понятно. Но дилер покупает вещи на аукционах, чтобы продавать.

Вернувшись в номер, Пет начала укладывать вещи, собираясь вернуться домой к тому, кого любила.

Проходя через вестибюль, она улыбнулась. Неудача с покупкой рубина для герцогини обернулась удачей для нее.

Нью-Йорк, февраль 1978 года

Епископальная церковь Святого Фомы на Пятой авеню была переполнена. Янтарный свет сотен свечей заливал церковные скамьи, алтарь и возбужденные лица присутствующих.

Зима всегда была любимым временем года Джессики Уолш, поэтому она вопреки желанию матери назначила день свадьбы на середину февраля. Цветов в церкви не было. Алтарь украшали по-зимнему голые ветви, обвитые гирляндой горящих лампочек.

Тишину нарушал одинокий голос скрипки. Мать невесты, одетая по-королевски в синий бархат, поспешила по проходу навстречу дочери.

– Боже, сколько там народу! – воскликнула Джесс.

– Не беспокойся, – ответила Пет. – Когда войдешь, будешь видеть только своего Фернандо у алтаря.

– По опыту знаешь? – съязвила Джесс.

– Нет, у меня другие источники. Подожди минуту, шляпа съехала набок. – Поправив ее крохотную бархатную шляпку и вуаль, Пет подумала, что Джесс еще никогда не была так красива. Она вся светилась, что происходит только с невестами в день бракосочетания.

– Готово, – сказала Пет.

– Папа, как я выгляжу? – Джесс повернулась к отцу.

– Изумительно, дорогая, – ответил он, почти не взглянув на дочь.

Вероятно, первый раз в жизни холодность отца не задела Джесс. Она была слишком счастлива и без его комплиментов знала, что хороша собой. На ней было длинное, цвета слоновой кости бархатное платье, которое помогла выбрать Пет. Глубокий, в форме сердца, вырез слегка открывал грудь. Платье казалось срисованным со средневековой гравюры, и его незамысловатый покрой очень шел Джесс. Она походила на сказочную снежную королеву.

Сестры Джесс были в винно-красных бархатных платьях. Пет, подруга невесты, надела ярко-зеленое и зачесала волосы вверх.

– Что за оружие у тебя в.руках? – воскликнула Пет, когда Джесс повернулась к ней. Вместо традиционного букета она держала в руках ветви зеленого падуба с маленькими ярко-красными ягодами.

Джесс улыбнулась и легонько тронула колючки.

– Это защита от тетушек, дядюшек и кузин, которые бросятся целовать меня.

– После того как тебя расцелует Фернандо, им ничего не останется.

Пет бросила взгляд в сторону алтаря, где стоял Фернандо де Моратин, потрясающе красивый испанец, совершеннейший матадор. Он наклонился к приятелю и что-то сказал ему. Оба рассмеялись.

Скрипка заиграла громче, но внезапно музыка оборвалась. Гул голосов затих, и послышались торжественные звуки органа.

– Дамы, – произнес мистер Уолш и с улыбкой предложил дочери руку. – По-моему, они играют для нас.

– Тогда веди меня к жениху, – отозвалась Джесс. И они пошли к алтарю.

Через час процессия сверкающих лимузинов направилась от церкви к Метрополитен-музею. Благодаря ежегодным пожертвованиям Джонатана Уолша и участию Салли Уолш в попечительском совете они получили разрешение устроить свадьбу дочери в музее.

Стояла изумительная зимняя ночь. Недавно выпавший снег укутал землю белым покрывалом, легкий ветерок разогнал облака, и звезды сияли, как холодные бриллианты, а луна походила на огромный опал. На ступенях музея, возле колонн, разместились газетчики. Мелькали вспышки фотоаппаратов, а гости кутались в меха и снисходительно улыбались, проходя к дверям. Сегодня здесь собрался весь цвет Нью-Йорка.

В главном зале новоиспеченные мистер и миссис де Моратин принимали поздравления. За ширмой играл струнный квартет. Официанты разносили на подносах шампанское. Позже гости сядут за столы, накрытые в испанском зале, – так решила Джесс, желая порадовать Фернандо.

– Хуже, чем я думал, – пробормотал Люк, направляясь с Пет к новобрачным.

– Проведи один вечер среди богатых, – съязвила Пет. – Тем более что внешне ты ничем не отличаешься от них.

Она поправила на нем черный шелковый галстук. В черном фраке Люк был гораздо красивее, чем в синих джинсах и кожаной куртке.

– Придется. – Люк натянуто улыбнулся Пет. «Вечер в таком обществе – тяжелое испытание для него», – подумала Пет. После ее возвращения из Парижа они больше не обсуждали вопрос о том, зачем богачи тратятся на бриллианты, но Пет понимала, что эта тема может возникнуть в любой момент. Она старалась не говорить дома о своей работе, к тому же заказов становилось все меньше.

Они подошли к молодым. Люк дружески обнял Джесс и поцеловал в щеку.