Гроза тиранов - Андрей Муравьев

Первый залп атакующей колонны французов крошит глину и кирпич стены. Гайдуки прячутся.

Большая часть второго отряда еще не добежала. Залп выкашивает многих.

Ряд стрелков сменяется. Новые стволы готовы выплюнуть порции свинца на застывшее людское стадо.

Алекс взмахивает рукой. Шипящая палочка кажется игрушкой, брошенной под ноги грозному противнику.

Взрыв! Тела солдат разлетаются, как тряпичные куклы. Но больше всего нам полезен шок, охвативший выживших.

Алекс машет застывшим бойцам второго отряда, орет на них. В сторону французов летит вторая палочка.

Я вжимаюсь в стены дома. БАХ!!!

Гайдуки бегут и бегут мимо. На второй этаж, к зеву лаза!

Снаружи только четники самого Карабариса.

Юнаки толпятся, лезут вперед, орут друг на друга. Им мешают свертки, кули и мешки, но никто не бросает награбленное.

Вбегает Алекс, кричит, чтобы поторопились. У него в руках взрывчатка, правда, последний брусок. Ее он оставил на то, чтобы завалить лаз.

Сзади меня трогают. Вскакиваю.

– Ты с ним? – невесть откуда взявшаяся чернявая незнакомка с красными, крашенными волосами кивает на командующего во дворе Алекса.

– Да.

Незнакомка улыбается.

– Я помогу вам.

Что мне сказать? Я только «за».

Алекс.

Эти отморозки тянут все, что захватили. Вместо того чтобы выскользнуть побыстрее, они волокут по узкому лазу свои богатства, обрекая оставшихся на лишние минуты боя. На смерть!

Реву, срывая голос, но это бесполезно. Гайдук добычу не бросает.

Французы очухались – по стенам дома и ограде защелкали пули. На приступ не идут, боятся подвоха – и то хлеб!

Со мной только ребята из четы брата – двадцать человек. Мы уйдем последними. Причем, первые десять поволокут добро, а последние уйдут только с оружием. Как только мы вылезем, я подорву лаз. Надеюсь, что ночью нас не найдут в кустарниках за городом, а к утру четники уже будут дома.

Глажу последний брусок взрывчатки. Неплохо получилось. Вот только Кмит – гадина! Орал мне о том, как они еще восстановят свою страну. Легионер хренов! По мне так – пускай восстанавливает, но не в Сербии же!

И я хорош. Попался, как профессор Плейшнер из фильма про Штирлица, – на мелочи погорел, расслабился дома. Тот цветок не посмотрел на окне, я – карту не спросил. О том, что почерк подделывать стали не в двадцатом веке, даже не подумал.

Ковыляю вдоль ограды. Парни – молодцы. Турок отбили, французов трепем, а вчерашние босяки из горных сел даже в ус не дуют – табанят себе стволы, да пули в карабины вколачивают. Возле каждого сабли обнаженные лежат.

Ко мне бегут из дома. Нелли, Френи и Георгий… Френи?! Она что тут делает?

Соседский арамбаши недовольно прорычал, волоча цыганку за руку:

– Это тоже – из твоих баб?

Нелли сверкает глазами, подает знаки. Даже не пытаюсь в них разобраться.

– Да… Откуда она здесь?

Георгий ухмыляется:

– Сам разбирайся. Выскочила, как черт из церкви – мои парни ее чуть не порубали. Если бы не эта мелочь, – он кивает на Нелли. – То тебе бы по кускам ее доставили.

Он убежал обратно в дом.

Смотрю на цыганку, она спокойна, как удав. Вокруг свистопляска, пули летают, за оградой барабаны бьют, а эта полоумная будто из села только.

– Что тебе здесь надо, блаженная?

– Долг пришла отдать. Я помогу тебе уйти туда, откуда ты пришел, человек не моего мира.

Нелли не выдерживает:

– Она обещает помочь нам вернуться. В ней есть сила – я чувствую.

Хмыкаю:

– Она из каменного мешка без моих рук вылезти не могла, а тут подальше путешествие будет.

Цыганка гордо вскидывает подбородок, отчего крашеная челка взлетает на ладонь вверх.

– Я знаю законы последней клятвы на крови. Пока не скажешь, что квиты, тебе помогать буду. Но не надо мне хамить!

– Я хамлю?!

Уже давлюсь истеричным смехом. Гайдуки удивленно поглядывают на нас. Через пяток минут прибудут республиканцы – пора и нам уходить, а арамбаши свару с бабами затеял.

– Я?! Да пошла ты…

Она сжимает губы, но мне не до бабских истерик.

– Снимаемся! – ору ребятам.

Барабанный бой все ближе. Французы идут на приступ.

Гайдуки бегут к дому. Здание самое высокое в округе – над нами только цитадель Кровавой башни, где еще нет лягушатников, так что бояться, что тебя подстрелят во дворе, пока рано.

– И вы пошли со мной, психопатки.

Нелли вырывается из рук:

– Она сможет – я чувствую! С ней дядька есть, он по ауре на деда похож!

– Какой дядька?!

Цыганка торжествующе молчит, пока я не дергаю ее за кисть, после чего скороговоркой выдает:

– Я отца нашла. Думала, что он погиб. Мы с бабкой сюда по его следу шли… Так вот… Думала, что погиб, а он тут… живой. Он многое может… Это он вас из ваших мест призвал.

– И обратно потянет?

Френи уверенно кивает.

– Веди!

Он машет на подвал.

– Мы здесь уже давно.

– Откуда знала?

Она смеется, переступая через труп гайдука, и пожимает плечами:

– Я ж колдунья.

При виде маленького сморщенного человечка в памяти всплывают воспоминания о том первом дне в этой гребаном времени. Передо мною тот самый дедок, что камлал у палача. Как его прозывал толстяк – пир?

– Его не грохнули? Я думал, что Али уберет такого свидетеля.

Отвечает сам старик. Голос его глух, по-турецки говорит с легким акцентом:

– Пробовали… Но мир не без добрых людей. У многих есть любимые или родственники, которым нужна помощь, и за жизнь которых не жаль ничего.

Он гладит ладони.

– Моя дочь уверена, что должна вам. А ее спокойствие очень важно для меня.

Смотрю на Нелли и по ее округлившимся глазам понимаю, что – да, этот кадр может многое.

За дверью зычный голос Георгия, не желающего «трусливо бежать», руководит отходом.

– Как вас не схватили мои люди?

Старик склоняет голову:

– Они не видят нас.

– Да ну… Как же…

Он подхватывает вопрос:

– Как с этими навыками меня взяли турки?