Второй пояс. Откровения советника - Анатолий Воронин

Реалии жизни оказались куда хуже, чем их можно было ожидать.

На второй день после окончания праздника Мир Акай уехал к Мамад-хану, подписывать итоговое соглашение о дальнейшем сотрудничестве, и таким образом в активе царандоя должна была появиться очередная «галочка» о состоявшемся факте перехода на сторону госвласти еще одной «договорной банды».

Однако не срослось.

Недалеко от уездного центра Тахтапуль машину командующего попытались таранить ехавшие на БМП исматовцы. Уходя от неминуемого лобового столкновения, водитель командующего круто вывернул руль вправо, и, кувыркаясь, машина свалилась под обрыв, а исматовцы покатили на своей бронемашине дальше, даже не остановившись. Видимо, они были на все сто процентов уверены в том, что Мир Акай с водителем погибли и факт случившегося можно было списать на банальное ДТП.

Но коварным замыслам Муслима Исмата не суждено было осуществиться. В том, что эта авантюра была придумана именно им, я и не сомневался. По счастливой случайности Мир Акай и водитель остались живы, но «ландкрузер» после такой катавасии превратился в груду искореженного металла, не способного к самостоятельному передвижению. Подписание окончательного соглашения с Мамад-ханом тоже было сорвано, и когда оно теперь произойдет и произойдет ли вообще, было под большим, жирным вопросом.

О том, что произошло в Тахтапуле, я узнал буквально на следующий день. Приехав как обычно на работу, я не застал там Мир Акая. Дело привычное, поскольку он и раньше частенько отсутствовал на своем рабочем месте, и всегда на то у него были весьма веские причины. Но на этот раз, уже выйдя из здания, я заметил легковую машину, стоявшую в глубине двора под тенью двух раскидистых чинар.

Е-мое! Да ведь это же «бурубухайка» Мир Акая. Ее ярко-красный цвет я не мог спутать ни чем, поскольку в Кандагаре такая машина была в единственном экземпляре. Теперь это действительно была «бурубухайка», в прямом смысле этого слова. Складывалось такое впечатление, что какой-то пьяный великанище скомкал ее своими огромными лапищами. Это была уже не машина, а грустная пародия на нее. У нас в Союзе про такой хлам говорят однозначно: «Восстановлению не подлежит».

И тут только до меня дошло, что внутри этой «консервной банки», пока она кувыркалась с какого-нибудь откоса, наверняка сидел сам командующий. Потому-то и нет его сейчас на работе. Я попытался было выяснить, что же все-таки произошло с машиной и где сейчас находится Мир Акай, но дежурный офицер ничего путного мне не ответил. И тогда я сообразил, что афганцы просто не хотят, чтобы мушавер-саиб знал обо всех обстоятельствах этого происшествия. Пришлось заходить с другой стороны. Я сообщил Хакиму, что у меня к командующему есть очень серьезный разговор и мне необходимо с ним немедленно пообщаться, независимо от того, в каком он состоянии сейчас находится.

Подействовало. Хаким дал свою служебную «Волгу», и водитель отвез меня вглубь шестого района, к дому, в котором проживал командующий.

За все время моего пребывания в Кандагаре мне ни разу не доводилось бывать в доме, где живет руководитель провинциального царандоя. До Саурской революции в нем жил какой-то местный богатей. Поговаривали, что летом 1979 года он погиб. То ли хадовцы его расстреляли, то ли царандоевцы. А может быть, он просто пал от руки банального убийцы. Так или иначе, но как только дом остался без своего законного владельца, его быстренько национализировали и передали на баланс царандою. Теперь этот дом по всем документам числился как служебное жилье командующего провинциальноым царандоем.

Еще на дальних подступах к этому дому, расположившемуся в некогда самых зажиточных кварталах Кандагара, я заметил усиленную охрану, стоявшую едва ли не на каждом углу. У ворот во двор дома также стояло несколько вооруженных царандоевцев, во главе с молодым офицером. Завидев нашу «Волгу», они молча отдали честь и пропустили машину вглубь двора. Там тоже было полно служивого люда. Одни чистили оружие, другие подметали двор, третьи просто болтали друг с другом. Мне даже показалось, что на наше появление никто не обратил ни малейшего внимания. Но это мне только показалось. Я еще не успел открыть дверь машины, как возле нее выросли фигуры двух вооруженных солдат. Не говоря не слова, они встали в «стойку» между мной и входной дверью в дом, давая тем самым понять, что просто так я в этот дом не войду. Я даже несколько опешил от такого служебного рвения сарбозов, но уже в следующее мгновение мысленно оправдал их за такие жесткие действия. И действительно, совершенно незачем из резиденции командони делать проходной двор.

Вышедший в это время из дома офицер в звании капитана отдал распоряжение сарбозам, и те, расступившись в разные стороны, пропустили меня вперед. При этом они едва ли не впритык пристроились позади меня и сопровождали так до тех пор, пока я не исчез внутри дома.

После невыносимой уличной жары большой дом встретил меня приятной прохладой и легким полумраком. В сопровождении все того же капитана я прошел до конца длинного коридора и неожиданно очутился в огромной ярко освещенной солнечным светом комнате. Машинально прикинув ее размеры, пришел к выводу, что по площади она намного больше, чем вся моя трехкомнатная квартира, в которую моя семья вселилась незадолго до поездки в Афганистан. Живут же люди!

В комнате никого не было, и сопровождающий меня офицер предложил присесть на огромный диван, обитый натуральной английской кожей. Возле дивана примостился низкорослый восточный столик на коротких кривых ножках, на котором стояли красивая фарфоровая ваза с фруктами и пара перламутровых тарелок с восточными сластями.

Не успел я утонуть в этом воздушном диване, как откуда-то из бокового прохода появился Мир Акай. Он шел, слегка прихрамывая и опираясь одной рукой на костыль. По всей видимости, эта ходьба ему давалась с трудом, но улыбающийся командующий всем своим видом старался показать, что у него все нормально.

Поприветствовав друг друга, мы уселись вдвоем на диван, и командующий начал рассказывать о той аварии. Потом он задрал широченные брючины цивильных штанов, и моему взору предстали его синюшные ноги. Заметив мою реакцию на увиденное, Мир Акай только усмехнулся:

– Дальше раздеваться не буду, но поверь мне, что все тело покрыто такими же синяками. До сих пор сам удивляюсь, как это мы остались живы.

Во всех подробностях он рассказал о происшествии, не забыв при этом посетовать на несостоявшийся визит к Мамад-хану. А ведь именно на него он возлагал самые большие надежды, поскольку подписание соглашения с ним сняло бы с повестки дня очень многие проблемы, связанные с обеспечением безопасности на постах второго пояса обороны. Мир Акай высказал предположение, что после всего, что произошло с ним, на Мамад-хана тоже будет оказан сильнейший прессинг со стороны Исмата и его малишей. Как это будет сделано, он пока еще не знает, но что Муслим пустит в ход все свое восточное коварство, – это однозначно. На днях нужно ожидать резкого ухудшения обстановки вокруг постов второго пояса. И неизвестно еще, кто будет нападать на них: то ли моджахеды из «зеленки», то ли исматовцы из Бульдака.