Неправильный Дойл - Роберт Джирарди

«Вождь Похатан» крепко стоял на якоре, как баржа в безветренную ночь. Дойл прошел по причалу к желтой хижине, покачивающейся над темными водами бухты. За темной ширмой раздался знакомый щелчок, у двери появился напряженный старик, посмотрел на Доила, отставил ружье и отодвинул щеколду. Дойл зашел на крыльцо.

– Раз ты пришел в такой поздний час, значит, у тебя неприятности, – сказал капитан Пит.

– Точно, – сказал Дойл.

Капитан Пит поднял руку и дотронулся до сувенирных медалей на фуражке.

– Ладно, выкладывай.

Дойл вкратце рассказал. Старик махнул рукой, приглашая его в свой по-военному опрятный домик, и подвел к стальной двери, на которой висел внушительных размеров замок с секретом. Он медленно набрал нужную комбинацию цифр, замок упал, он потянул дверь, включил свет, и они вошли в комнату без окон, стены которой были увешаны старинным огнестрельным оружием. Тут были сотни экспонатов – в девятнадцатом веке этого было бы достаточно, чтобы вооружить небольшую армию. Они стояли на стеллажах, висели на деревянных гвоздях, лежали рядами на узких, покрытых войлоком полках. В комнате пахло свежим маслом и старым лаком, со зловещей, почти дьявольской примесью серы. На полу стоял влагопоглотитель, который щелкал, как счетчик Гейгера.

Дойл присвистнул.

– Ничего себе арсенал.

– Да уж, в самом деле, – гордо сказал капитан Пит. – Это самая полная коллекция подобного рода в штате Виргиния, если не считать музей Национальной стрелковой ассоциации в округе Фэрфакс. Здесь есть все: от самых истоков, – он показал на роскошный, инкрустированный слоновой костью аркебуз с колесцовым замком,[159]около тысяча шестьсот двадцатого года, – до эпохи патронов, начало которой, для краткости, обозначим тысяча восемьсот пятидесятым годом. По моим скромным прикидкам, если продать всю коллекцию на аукционе, то она потянет на три сотни тысяч, а может, и больше. По крайней мере, так написано в страховом полисе. Но я никогда не продам. – Он повторил с нажимом: – Я никогда не продам. Теперь ты понимаешь, почему я ночи напролет сижу тут со своим дробовиком. Меня знают коллекционеры по всей стране. А коллекционеры – странные птицы. Стоит кому-нибудь ночью подогнать грузовик к причалу, и мне конец.

– Теперь я все понял, – сказал Дойл.

– Естественно, к некоторым из этих штук я не дам тебе прикоснуться – это уникальное музейное оружие, стрелять из него будет кощунством. Но все равно здесь есть из чего выбрать. Просто обозначь свои предпочтения.

Дойл огляделся в замешательстве. Гравированные барабаны револьверов Кольта и длинные стволы первоклассных кентуккийских ружей тускло отливали вороненой сталью.

– Что-то более или менее современное, – сказал он. – И маленькое.

Капитан Пит кивнул, соображая. Он без особых колебаний остановился на полицейском кольте образца 1861 года, переделанном под современные патроны, – прекрасно сбалансированном оружии, которое, в отличие от «беретты» Фини, сразу легло в руку Дойла.

– Любимец рейнджеров, – сказал капитан Пит. – Легко вынимается и сразу стреляет, хорош для сложных мишеней. – Он протянул коробку с патронами.

Они вышли из домика и двинулись по причалу к дороге.

– Это твоя машина? – спросил капитан Пит, когда увидел черный «мерседес».

– Теперь да, – сказал Дойл, сунув полицейский кольт за пояс.

– Не отстрели достоинство, – встревоженно сказал капитан Пит. – Жаль, что у меня нет для него кобуры. Может, я мог бы приспособить… – высокий скорбный крик гагары где-то на другом берегу сбил его с мысли, – …из чего-то типа…

Дойл жестом оборвал его.

– Я могу еще что-нибудь сделать? – настаивал капитан Пит.

– Нет, – сказал Дойл, поворачиваясь к машине.

– Как насчет молитвы? – Он поднял руку и потрогал фуражку.

Дойл вспомнил, как перед самой смертью Финстер молился, чтобы насилию пришел конец, после того как всю жизнь прибегал к насилию ради собственных целей, и помотал головой.

– Не сейчас, – сказал он. – Может, позже.

Когда наконец Дойл добрался до «Пиратского острова», было около трех ночи. На автоответчике за барной стойкой мигал сигнал сообщения. Он прослушал его и набрал продиктованный номер, в трубке послышались гудки, потом он услышал женский голос.

– Что тебе нужно? – напряженно спросил Дойл.

Брекен колебалась.

– Это мой мобильный, – сказала она. – Не могу сейчас разговаривать. Мне нужно добраться до места получше. Перезвони в пять. – И она повесила трубку.

Дойл не собирался перезванивать, но не смог удержаться.

– Как она была? – спросила Брекен, когда сняла трубку.

– Кто?

– Мина, дорогуша, – сказала Брекен. Дойл слышал, как она курит на другом конце провода, делая тихие паузы, чтобы выдохнуть дым. – Я хочу, чтобы ты знал: теперь мы квиты. Я швырнула под тебя эту потаскушку, и вот мы мирно беседуем по телефону.

Дойл ничего не понял и честно в этом признался.

– Я два дня рассыпалась в похвалах, рассказывая этой суке, как шикарно ты трахаешься и все такое. Я знала, что рано или поздно она захочет удостовериться. А еще я знала, что после этого она вытащит тебя из папочкиного дерьмового списка, просто чтобы утереть мне нос, и потому, что она чувствительная маленькая сучка, мягкая, как устрица под твердой раковиной. Я, видишь ли, знаю Мину давно – она всегда хочет иметь то, что есть у меня… – (Дымная пауза.) – Так что надеюсь, ты оценил мою маленькую шалость. Потому что она спасла твою задницу.

Дойл не знал, что сказать. Эта история казалась настолько невероятной, что была похожа на правду. Хотя, опять же, Брекен могла, как обычно, отмазывать себя от всего случившегося.

– Спасибо, – выдавил он спокойным тоном, в котором слышалась неуверенность.

– И тебе того же, – сказала Брекен. – Увидимся в следующей жизни.

– Подожди, – сказал Дойл за полсекунды до того, как она повесила трубку. – Что ты теперь собираешься делать?

Брекен выпустила клуб дыма.

– Уеду в Мексику с Энрике, если тебе интересно.

– Ты шутишь, – сказал Дойл.

– А почему бы и нет? Он совершенно меня боготворит. Говорит, что я белая богиня. Я напоминаю ему Риту Хэйворт, которая, по иронии судьбы, была наполовину мексиканкой. Короче, меня тошнит от этой страны. Проблема Америки в том, что здесь слишком много раздражающих маленьких законов. И если я буду околачиваться поблизости, один из них упадет прямо мне на голову. Я говорила с бюрократами из Службы иммиграции, пока лицо не посинело. Я объясняла, что не имела ни малейшего понятия о том, что происходит, а они кормили меня старой песней о том, что «незнание не является оправданием», как будто я опять за партой в начальной школе. Это грозит мне пятью годами, в любом случае, так сказал адвокат. Ну а за пять лет в тюрьме, дорогуша, я могу вообще умереть. В Мексике порядки попроще, то есть там больше пространства для уклонения от закона – достаточно просто заплатить кому-нибудь из правительства, и закон отменят.