Люби меня до смерти - Эллисон Бреннан

– Это могло стать для него тем самым толчком, – сказал Ганс. – Идеальный студент, никаких приводов в полицию, мать уходит, жена уходит… Он избирает своей целью старшеклассниц, которых легко контролировать. Он обладает властью над ними.

– Вы читали его дело? – спросил Ной доктора Виго.

– Так просветите меня, – сказал Шон. – Я знаю лишь, что он сидел за сексуальные контакты с несовершеннолетними.

– Его осудили за половую связь с двумя школьницами, – объяснил Армстронг. – Но были и другие, которые отказались от своих показаний.

– Он убеждал девочек в том, что они никчемны, – пояснил Ганс, – что имеют только ту ценность, какой он их наделяет. Они не хотели давать на него показания. Нечто вроде стокгольмского синдрома[11]. К сожалению, все имена жертв в интересах следствия были изменены. Без крайне убедительных аргументов и разрешения суда мы не сможем с ними поговорить.

– Да и поможет ли разговор с ними? – спросил Шон. – Все это было около десяти лет назад.

– Может помочь, – сказал Ганс задумчиво. – Но никаких гарантий нет, к тому же частная жизнь жертв изнасилований, особенно несовершеннолетних, будет в приоритете в девяноста девяти процентах случаев.

– И что теперь? – без сил спросил Шон. – Будем сидеть и ждать? Я должен что-то предпринять.

– Вот и хорошо. – Армстронг протянул ему компьютерный диск. – Вы у нас, по слухам, компьютерный гений. Здесь записи о регистрации прав собственности в регионе трех наших штатов. Посмотрим, что вы сможете обнаружить. Я буду искать мать. Может быть, она знает, где Миллер.

Шон взял диск и отправился наверх в свой кабинет. Диллон последовал за ним, бледный, но с упрямым выражением лица.

– Прости, – сказал Роган, вставляя диск в компьютер. – Не нужно мне было оставлять ее одну в церкви.

– Мы все думали, что за розами и убийством Коди стоит Мэллори, – сказал Диллон. – Мы найдем ее. Мы с Кейт уже нашли ее однажды. Найдем и вновь.

Шон принялся писать программу по анализу данных Ноя, ни на секунду не выпуская надежду из сердца.

* * *

Самка спит.

Я сделал ей инъекцию антидота, чтобы сгладить более тяжелые последствия большой дозы успокоительного. Она испытала нехватку дыхания на последних минутах нашей поездки, и это обеспокоило меня. Теперь же она отдыхает нормально, хотя, вероятно, спит несколько глубже, чем надо бы, – опять же, из-за успокоительного.

Уже сломанная женщина наблюдает за мной расширенными глазами, пока я разрезаю клейкую ленту на лодыжках и запястьях моей новой ученицы. Я приковываю ее наручниками за одну руку к решетке клетки. За многие годы я понял, что лучше всего лишать их возможности передвижения с самого начала. Это часть системы наказаний и поощрений.

Женщины слабы и податливы. Для того чтобы сломать их, чтобы заставить подчиняться, не нужно много времени. Максимальные ограничения в еде и свободе передвижения очень полезны. Но иногда, в первую ночь, комбинация наркотика и травм приводит к смерти. Интересно, доживет ли самка до утра?

Надеюсь, что доживет. Нельзя допустить, чтобы она умерла до того, как я обучу ее. Ведь тогда все, что я уже сделал для нее, окажется бесполезным.

Она спит. Сломанная все еще наблюдает. Я приказываю ей не разговаривать с новой.

Я покидаю их, уверенный в том, что мои приказания будут выполнены, и отправляюсь наверх готовить себе поздний ужин.

Хмурюсь, глядя на часы. Время ужина давно прошло, и это лишь еще один пример того, как Люси Кинкейд испортила мне жизнь. Мое расписание крайне важно для того, чтобы я не терял концентрацию в исполнении моих планов, – и вот оно вновь нарушено из-за девки. Мне придется есть на девяносто минут позже обычного; значит, и спать придется лечь позже, чем я люблю.

Этой женщине нет дела до того, насколько ценно мое время! С самого начала, когда я понял, что она не та, за кого себя выдает, когда я узнал, что она планирует отправить меня обратно в тюрьму, я потратил бесчисленное количество часов на то, чтобы узнать, кто она и где живет, на то, чтобы спланировать, как схватить ее.

Я неделями наблюдал за нею. Следовал за нею везде. Она не узнавала меня. Я сидел напротив нее в поезде метро всего два дня назад, и Люси не узнала меня. Наблюдал, как она спорит с тем полицейским, которого я убил, и она не знала, кто я. Мне удалось хорошо изменить свою внешность, чтобы затеряться в толпе, как хамелеон, но я думал, что она все равно сможет узнать меня.

Буду скучать по нашим играм, по тому, как я преследую ее, а она оглядывается в беспокойстве, смотрит прямо на меня и не узнает. Как много раз я был так близок к ней, что мог бы всадить нож в ее спину, но подавлял в себе это желание… Вспомнить хотя бы, как у меня руки чесались столкнуть ее под поезд в метро.

Но ее мгновенная смерть не дала бы мне должного удовлетворения. Теперь у меня есть время для того, чтобы обучить ее подобающим образом, сломать полностью. Как я ждал этих дней!

Даже в тюрьме, в том аду на земле, была своя польза – я научился терпению.

Я все еще не нашел ту стерву, что подставила меня – своего учителя! – в суде. Нужно было убить ее саму, а не ее шавку. Как же я жалею, что не убил ее…

Но я еще сделаю это. У меня есть план, и я найду и убью всех, кто выступал против меня, – и начну с Люси Кинкейд.

Первый шаг – найти идеальную женщину для того, чтобы сломать ее. Моя новая сломанная самка – та самая. Я обучу ее, и она убьет ту женщину, что подставила меня.

И тогда я буду готов научить дисциплине всех, кто предал меня. Одного за другим.

Где-то далеко медленно и размеренно капала вода. Холод, казалось, пробрался глубоко в кости Люси, ее тело онемело. Поверхность под нею была жесткой, но это не дерево и не цемент. Ее нос, горло и грудь резал гнилой, могильный запах грязи, сырой и заплесневелой. Она ничего не слышала, кроме воды, звуки которой оказались ближе, чем ей сначала показалось. Никакого шума машин, никаких голосов. Ничего.

Люси не тешила себя иллюзиями, что она дома или в безопасности.

На короткое, наполненное паникой мгновение ей показалось, что она мертва или, еще хуже, погребена заживо. Люси вдохнула зловонный воздух ртом, почувствовала глину во рту, и ее тело непроизвольно дернулось. Однако здесь было слишком много воздуха для могилы.

Мисс Кинкейд открыла глаза, но ничего не увидела в окружающей мгле. Женщина не знала размеры окружающего пространства, не имела ни малейшего представления о времени, о том, день сейчас или ночь, и как долго она провела без сознания.