Лукреция Борджиа - Сара Брэдфорд

Речь шла о 2 тысячах дукатов, которые она задолжала за два или три года. Если Ипполито не решит вопрос в ее пользу, дело, по словам Ваноццы. закончится ее разорением и позором.

Война с Паньяно продолжалась и в апреле 1517 года. Тогда она снова обратилась к Ипполито за помощью. В этот раз Паньяно, с мощной поддержкой Джанджакопо Тривульцио, маршала Франции и одного из самых знаменитых кондотьеров своего времени, пытался через высокий суд добиться от нее уплаты долга. Она же обвинила их в попытке ее убить. Под письмом к Ипполито стояла подпись: «Счастливая и несчастная». Переписка на этом закончилась.

Деньги были движущей силой в жизни Ваноццы. Несмотря на все жалобы и заверения в том, что она вот-вот разорится, эта женщина обладала значительной собственностью. Кроме красивого дома в квартале Монти, была у нее и другая недвижимость, которую она сдавала в аренду: на первом этаже одного большого здания размещались три мастерские плюс комнаты наверху. Две мастерские арендовали кожевенники, жены которых работали как прачки, а третью мастерскую снимал плотник из Флоренции. Две комнаты второго этажа занимали куртизанки, Маргарита Моле и Лактания, а третью — мадонна Монтезина, «бедная старая испанка». В другом доходном доме Ваноццы тоже разместились три мастерские: одну занимал кузнец, две другие — куртизанки. Одну из женщин, испанку, звали мадонна Лаура, другая была дешевой шлюхой, из тех, что окрестили «de la candeleta» — из-за свечи, выставленной в окне как знак ремесла. В 1483 году, когда Лукреции было три года, Ваноцца и второй ее муж, Джорджио делла Кроче, сдали в аренду «Леоне», первый постоялый двор Рима, широко известный и приносивший, без сомнения, немалый доход. Потом мать купила второй постоялый двор, «Вакка», возле Кампо деи Фьоре. Похоже, она собирала средства для своих финансовых предприятий, поскольку среди документов, хранящихся в государственном архиве Рима, есть перечень драгоценных камней, озаглавленный «Список заложенных вещей».

В последние годы жизни, подобно другим богатым римским матронам, она забеспокоилась о душе и стремилась обрести прощение за совершенные ею в жизни грехи, а потому делала щедрые пожертвования. Любимая народом и семейством Борджиа церковь Санта-Мария-дель-Пополо стала для нее главным объектом благотворительности. Она одаривала часовню, в которой были похоронены Джорджио делла Кроче и сын его Оттавиано. Мраморные украшения для своей часовни заказала она у знаменитого Андреа Бреджо. Ваноцца распорядилась поместить над аркой фамильный герб. Той же церкви она даровала и дом на площади Пиццоди-Мерло, возможно тот самый, в котором Лукреция провела свои первые годы. В 1517 году Ваноцца подарила приюту для бедных и больных женщин еще одно здание, при условии, что трижды в год будут служить мессу — одну за нее, другую за Джорджио делла Кроче и еще одну за Карло Канале (в загробной жизни она представляла себя в окружении мужчин). Тому же приюту подарила она серебряный бюст Чезаре. Бюст исчез, произошло это, должно быть, во время разграбления Рима в 1527 году.

Ваноцца умерла 26 ноября 1518 года, прожив шестьдесят лет, четыре месяца и тринадцать дней. К концу жизни она добилась богатства и уважения, однако помнят ее прежде всего из-за связи с Александром VI и рожденными от него детьми. 4 декабря 1518 года Санудо написал из Рима: «На днях скончалась госпожа Ваноцца, она была возлюбленной папы Александра, матерью герцога Валентинуа и герцогини Феррары». Герольды прокричали о ее кончине, как того требовало ее положение: «В ту ночь, как водится, услышал я в Риме крик: “La parte” и слова: “Знайте, что мадонна Ваноцца, мать герцога Гандийского, скончалась!”». Так как покойная являлась членом Гонфалонского братства[53], на ее похороны явились знать и горожане. По свидетельству Санудо, «погребли ее торжественно, почти как кардинала… Явились папские камерарии, чего на обычных похоронах не бывает». На могильном камне высекли надпись, зафиксировавшую, что она была матерью Чезаре, Хуана (упомянут был даже Жофре) и Лукреции, имена детей даны были вместе с их громкими титулами. От могилы сохранилось лишь это надгробие, его и сейчас можно увидеть возле крыльца маленькой базилики Сан Марко, напротив величественного монумента Виктору Эммануилу. Мессы по случаю годовщины ее смерти (за них она, без сомнения, заплатила) в середине XVIII века братство отменило, устыдившись, должно быть, родства покойной с семьей Борджиа.

Забота о Ферраре и детях очень сблизила Альфонсо и Лукрецию. Беспокойство его о жене и любовь к ней были очевидны. Да и Лукреция, наблюдая за тем. как супруг ее возмужал за трудные военные годы, невольно прониклась к нему уважением и любовью, она искренне гордилась его достижениями. Приехав в Милан, он написал ей собственноручно (письмо не сохранилось), а это — редкий поступок для правителя. Лукреция поблагодарила его за то, что он известил ее о своем прибытии в Милан и «за рассказ о выполненных делах и об отъезде [во Францию]…» Очевидно, она написала ему 24-го, в день его отъезда, и пожурила за то, что он не вовремя откликнулся: «Но хотя письмо и пришло позже, мне приятно узнать о Вашем хорошем самочувствии, и задержка с ответом, как я и думала, не Ваша вина… Да благословит Вас за это Господь. Я и дети наши молимся за Вас». Она сообщила ему последние новости, вложила в конверт письмо от английского короля Генриха VIII и письмо от герцогини Милана. Она просила его как можно скорее выслать ей жеребцов. Лукреция также рассказала о последних международных событиях: приятель видел собственноручное письмо от Карла V, «Его католического Величества», адресованное королю Франции. В нем он заверял его в дружбе и просил, чтобы тот, согласно договору Нойона, отдал бы за него, вместо скончавшейся дочери Луизы, сестру ее. Шарлотту.

Лукрецию всегда держали в курсе дел Альфонсо его компаньоны, в число которых входили: ее любимый врач Лодовико Боначчьоло, Альфонсо Ариосто и секретарь Альфонсо во Франции Бонавентура Пистофило, который писал также своему коллеге в Ферраре, Обиццо да Реми. В день отъезда Альфонсо Пистофило набросал торопливую записку Обиццо, в которой сообщил, что Альфонсо и его компания в прекрасном настроении, и Лукреция тоже не горюет. Из переписки их выясняется, что Альфонсо, хотя и не такой набожный, как отец, унаследовал от него интерес к провидицам и выдающимся монахиням. Когда они остановились в Монферрато, Альфонсо дал поручение Пистофило, чтобы тот выяснил у маркизы, есть ли в этом государстве люди, отмеченные святостью, а затем передал бы Лукреции то, что сам Альфонсо узнал от таких людей. Маркиза рассказала, что несколько месяцев назад, когда умирал ее муж, она привела в дом святую женщину из Болоньи, о которой рассказывали, будто она умеет предсказывать будущее, «однако пользы от нее им не было». В Турине Альфонсо получил срочное распоряжение короля: поторопиться и приехать прежде английских послов, направлявшихся во Францию с восемьюстами лошадьми. Им собирались устроить пышный прием. Альфонсо поехал на почтовых лошадях и взял с собой несколько человек — Сор Энеа, мессера Винченцо, Альфонсо Ариосто, Чиньяно и Мона. Остальным приказал продолжить путь обычным порядком.