Библиотека географа - Джон Фасман

— Храм это или нет, товарищ Тиима, буду решать я — человек, облеченный специальными полномочиями. Ваше дело — проводить меня в это помещение.

Предмет 12. Веревка, местами подгнившая, неопределенного цвета, длиной тридцать пять сантиметров, с восемью небольшими узелками по всей длине. Один конец заканчивается узлом, другой привязан к позеленевшей от времени медной прямоугольной пластине размером с игральную карту. Данный предмет представляет собой старинный арабский навигационный прибор, известный под названием «верблюд», который использовался, чтобы выдерживать заданную географическую широту во время плавания по известному уже маршруту.

Алхимия обладала возможностями продлевать жизнь человека свыше отмеренного ему срока, но не могла длить жизнь отдельного субъекта неопределенно долго. Люди живут среди себе подобных, поэтому, как ни старайся, окружающие рано или поздно начинают задаваться вопросом, почему их сосед, знакомый или даже друг (крайне редко) не меняется с годами. Алхимики отдавали предпочтение Меркурию перед Навуходоносором или Титаном по очевидной причине: из-за его склонности к исчезновению. Нет сведений о том, чтобы алхимики жили слишком уж долго: когда возраст или внешность того или иного из них становились подозрительными, он просто исчезал, сбрасывая прежнюю жизнь, как змея свою кожу, и возрождался в другом образе и в другом месте. Компас, или в данном случае «верблюд», обладавший памятью о прошлых временах и местах, напоминал его владельцу, что тот должен примириться с этой жизнью, а потом уйти из нее, хотя и по-другому — менее болезненно и не на веки вечные, — нежели это происходит с обычными живыми существами.

Дата изготовления. 7 джумада «ль»-ула 538. По западному календарю эта дата выпадает на период Пришествия, Божий год 1150-й.

Изготовитель. По краю медной пластины выгравирована следующая надпись: «Во имя Бога, справедливого и милосердного. В твоей руке „верблюд“ Яхья Рифата Тауфита эль-Хашеми, мастера из Умм-Касра. Его руки в последний раз прикоснулись резцом к сей медной пластине 7 джумада „ль“-ула 538. Да благословит Бог ее владельца и проведет его неповрежденным телесно через моря и ветры в те края, куда Провидению будет угодно его послать».

Место изготовления. Смотри выше.

Последний известный владелец. Херве Тиима, лудильщик, портной, солдат, матрос, кок на галере, отшельник, священнослужитель и создатель странных и необоснованных исторических теорий.

Тиима был сыном палдиского мэра Яана-Ууса, который написал, но не опубликовал «Гексадекалоп» — иначе говоря, собрание романов, рассказывавших об истории Эстонии с тех времен, когда она представляла собой темный неисследованный участок суши, зажатый между Балтийским морем и заливом Матсалу. Тамошние обитатели грезили об океанах, но принуждены были веками ходить на лодках между Хииумаа и западным побережьем в районе Роху-кула. Единственным человеком, избегнувшим этой судьбы, был герой четвертого романа, который привел датский корабль из столицы короля Свена в западную Эстонию и на Хииумаа в период зимних штормов.

После прочтения четвертого романа Тиима овладел, так сказать, метафорический зуд, и он в скором времени написал собственное сочинение, где рассказывалось о пассажирах этого корабля, который, по его глубокому убеждению, не был плодом вымысла и существовал в действительности. Эта рукопись, озаглавленная «Арабы Северного моря», утверждала, что ключ к пониманию эстонской идентичности лежит в области познания тех чудесных и обладающих таинственной властью предметов, которые Идриси привез с собой из тогдашнего центра земли — города Багдада в скованные льдом незнаемые земли, лежавшие между Балтийским морем и озером Пейпси. В последние дни советской власти, когда на север потоком устремились различные предсказатели, прорицатели, гадатели, экстрасенсы и спиритуалисты, дабы заполнить вакуум в душах людей, стремившихся хоть во что-то верить, теория Тиима завоевала некоторую популярность в деревнях на западе от Таллина. Он даже создал нечто вроде научного семинара или дискуссионной группы, члены которой собирались в дальней комнате его дома. Стены комнаты украшали морские реликвии, доставшиеся ему от отца, среди которых были старинная астролябия, секстант и позеленевшая медная пластинка с привязанной к ней веревкой с восемью узелками.

Жители Кейла-Йоа организовали митинг протеста на главной площади этого местечка, когда Тиима был найден мертвым в лесу позади своего дома — в его затылке зияла дыра от пули, выпущенной из стандартного пистолета, находившегося на вооружении милиции. Митинг прошел довольно мирно, хотя жители местечка и отказались выполнить распоряжение властей, предлагавших им разойтись. Новость о данном акте гражданского неповиновения быстро распространилась по всей стране, и, хотя после этого ни беспорядков, ни даже мирных демонстраций не последовало, спустя три года все население Кейла-Йоа приняло участие в акции всебалтийской солидарности, известной под названием «Балтийский путь».

Ориентировочная стоимость. Девятисотлетней древности веревка, привязанная к позеленевшей от времени прямоугольной медной пластинке, может стоить в лавке старьевщика долларов десять. А может не стоить и ломаного гроша — в случае, если ее примут за негодный мусор. С другой стороны, за «верблюда», принадлежавшего, по слухам, главному навигатору Васко да Гаме, была назначена цена в тридцать тысяч долларов.

Я не представлял, какая ужасная у меня машина, пока не распахнул ее дверцу перед профессором Джадидом. Он свел на переносице свои густые брови и заколебался, прежде чем забраться в салон. Хотя это продолжалось ровно секунду и никак правил вежливости не нарушало, тем не менее было заметно. Я торопливо подобрал с пола у кресла для пассажира смятые бумажные стаканчики, обертки от сандвичей, старые газеты и два сломанных зонтика и перебросил все это на заднее сиденье. Затем ребром ладони смахнул с кресла крошки всевозможных размеров и оттенков бежевого цвета. После этого профессор Джадид осторожно опустился на сиденье.

— Из чистого любопытства, — сказал он, когда я выехал с парковочной площадки, — в данном случае отнюдь не праздного, я в последнее время часто задаюсь вопросом о вашем отношении к религии. Скажите, вы религиозный человек?

— Что вы имеете в виду? Хотите узнать, во что я верю?

— Это ваше «во что» мне представляется несущественным. Меня интересует, к чему вы при вашем характере и темпераменте больше склоняетесь — к вере в широком, так сказать, понимании этого слова или же к скептицизму? Разумеется, то и другое взаимосвязано, но сейчас речь не об этом.

— Полагаю, меня нельзя назвать приверженцем какой-либо религии. Я, конечно, ходил в церковь, когда был ребенком, но конфирмации или чего-то в этом роде так и не прошел. Да у меня, признаться, никогда и не было большой тяги к этому. Дело в том, что мои родители — выходцы из смешанных семей и никогда не отдавали предпочтения какой-либо церкви или религиозной общине. Они и какой-либо семейной традиции не отдавали предпочтения — но это уже другая история.