Лукавый Шаолинь - Алина Воронина

Окей, официальная часть закончена. Еще раз повторю: я умираю добровольно и даже с радостью. Интересно, что же там, в Красном Самайне? Вот-вот я загляну в неизведанное. Как я долго ждал, но мое время пришло. А теперь, господа хорошие, выключайте запись. Дальнейшее Иней должна послушать одна…»

— Нет! Продолжаем, — резко сказал Вайшнавский.

— Это решать Инею, — спокойно возразил Ёрш.

— Продолжаем, — согласилась я, потому что одной слушать Френда было бы слишком жутко.

«…Дорогая моя, бесценная девочка. Как редко я говорил тебе слова любви. Скажу хотя бы в последний раз, что ни одной женщиной не дорожил так, как тобой — светловолосой веренской феей. Как я мечтал подарить тебе Шаолинь или хотя бы стать твоим беспечным ангелом-хранителем. Но не получилось. Я хочу лишь одного — твоего счастья. И знаю, что будешь, будешь жестко казнить себя за мою смерть. Отмоли — легче станет. Оплачь в церкви. А потом, не колеблясь ни секунды, выходи замуж за Ерша. Знаю и то, что ты любишь сложные задачи. И не сможешь отдать свое сердце сталкеру, пока не оплачешь меня. Так найди тот храм, где колокол зазвонит только для тебя, где поймешь и услышишь. Найди, Иней! Главное, помни про колокол! По ком он звонит? Я люблю тебя и всегда любил. Прощай!»

Они все плакали. И Асмодей, и Ёрш, и даже Вайшнавский отвернулся. Одна я смотрела на них сухими глазами.

— Могу идти?

— Да, конечно, — прошептал майор. — Но куда?

— Как куда? — я вполне искренне удивилась их непониманию и заторможенности. — Конечно, в церковь, искать колокол.

Я взяла отпуск на работе. И почти месяц безуспешно искала тот храм, где услышу колокольный звон и смогу заплакать. Но… не получалось. Даже заезжий музыкант-звонарь не смог меня растрогать. Я внимательно слушала причудливые мелодии, которые исполнял мастер. Даже «Реквием» Моцарта. Но мое сердце напоминало пустыню, а в горле стоял ком. Как же тяжело было дышать! И самые благолепные храмы Москвы, Санкт-Петербурга, Суздаля, Владимира не могли заставить меня заплакать. Так прошла весна, затем лето перевалило за август.

И приснился мне сон. Звонил колокол. А я бежала на звон. Из последних сил, так что дыхания не оставалось. Мне хотелось одного: увидеть лицо звонаря. Но как же страшно: вдруг это карлик поутри с красными глазами? Старинная церковь… Ступени со странными растениями… Я поднимаюсь на колокольню… Или опускаюсь? Как странно. Кажется, мне не хватает воздуха. Он стоит там и улыбается. Не могу дышать, умираю. Френд звонит в колокол и звонит по мне.

— Я умерла?

— Не волнуйся! Умирать не страшно, только немножко больно, — отвечает муж. — Но ты должна жить, потому что ты — сама жизнь. И еще должна понять…

— Что же?

— Иди туда, где звонит колокол. И тогда ты обретешь покой! Обретешь покой! Обещаю! Обретешь покой!

Кажется, я умираю…

Зазвонил будильник. С облегчением поняла, что это просто странный сон. Я стала одеваться, обдумывая его. Весной я обошла все церкви Верены, ставила свечки, заказывала поминальные службы, но в душе моей не было покоя. Френд умер и унес с собой в могилу что-то очень важное. Если бы все можно было вернуть… Если бы не было Красного Самайна…

А потом я поняла, где звонил колокол. И немедленно позвонила Ершу:

— Скоро все закончится! Я разгадала эту загадку. Надо ехать на Веренское водохранилище.

— Спокойно, Иней. Конечно, поедем, если ты обещаешь не совершать глупостей. Татура еще имеет власть надо тобой?

— Нет, что ты! Я полностью контролирую свои эмоции.

— Что-то не верится, — сказал плечами Ёрш, но на водохранилище меня отвез.

Стоял жаркий августовский день. Земля дышала! Я вдыхала запах свежескошенной травы и мучительно хотела только одного — жить. Мы долго сидели, слушая пение птиц. Я подставила лицо лучам солнца и улыбалась. Ёрш смотрел недоверчиво:

— Ты задумала что-то нехорошее.

— Я задумала нечто прекрасное, как сама жизнь.

— Что же?

— Искупление и избавление.

— Смерть? Ты решила покончить с собой, Иней? — Ёрш смотрел на меня почти с ненавистью.

Я выдержала его взгляд:

— Надо закончить, надо понять. Но смерти не будет. Красный Самайн уже забрал свое. Один раз — мою душу, когда я умерла, едва успев родиться. Второй — жизнь Френда.

— Тогда идем на Татуру. Именно идем. Это лето очень жаркое, правда?

Действительно, лето было таким палящим, что затонувший город вышел из «пучины морской». Водохранилище обмелело настолько, что мы прошли несколько десятков метров по остаткам мостовых. Кое-где можно было увидеть и личные вещи горожан, погребенные в слоях ила.

Когда все же сели в лодку, Ёрш выдохнул:

— Кажется, я знаю, что ты задумала. Я с этим не согласен.

— Даже не представляешь, — усмехнулась я.

А потом мы увидели ее. Она поднималась из воды где-то на метр. Она — святая церковь затонувшей Татуры, построенная в XVI веке. По ком же звонит колокол? Там — знали. Пойму и я, в свой черед.

Мы подплыли совсем близко. Я распустила свои косы, и волосы опустились почти на дно лодки. Ах, если бы сейчас Френд попросил их, — отдала, не задумываясь. Я уже могу достать рукой крест! Как можно натуральнее улыбаюсь Ершу:

— Дай мне помолиться за душу моего мужа. Дай услышать мой колокол!

— Нет, Иней, нет, — по щекам Ерша текут слезы.

— Хороший, родной, любимый, не заставляй причинять тебе боль.

— Иней, стоять!

Но поздно, я уже слышу звук колокола. И не жду, когда Ёрш подбежит, а сразу бью его ногой в живот. Удар, за который Эля бы аплодировала стоя. Впервые в жизни я забываю о своем пацифизме. Пока сталкер корчится от боли, у меня есть драгоценные секунды, чтобы прыгнуть в воду.

Я плыву вниз, едва успев набрать воздуха в легкие. Как же темно там! И эта заиленная церковь, которая стоит на дне. Страшно и удивительно прекрасно. Жизнь и смерть. Почему же не хватает воздуха?

Татура предо мной! Я вижу, наконец-то вижу! Вот и базарная площадь, где меня зовут попробовать сбитня. А мальчишка-продавец сует свежую газету прямо в руки. Симпатичная молодая мама, похожая на меня, ведет за руку тройняшек-мальчиков. Ветер треплет ее длинные русые волосы. Какая же радость на лицах людей, беспредельное счастье. И колокол звонит! Я вдруг чувствую чье-то легкое прикосновение, словно ветерок подул. Френд смеется и показывает вверх большой палец:

— Все-таки догадалась, смогла, девочка моя.

— Догадалась. Я люблю тебя!

— И я люблю тебя. Сколько же в тебе этого чувства, дитя Самайна. А ты стережешь его, словно купец злато. Давай скажу на ушко, по ком звонит колокол. — Френд прижимается ко мне и гладит по щеке.