Фулгрим. Образы предательства - Грэм Макнилл

— Простите, повелитель, — тихо произнес он. — Я не должен был так говорить.

Гнев Ферруса потух столь же быстро, как и разгорелся, стоило примарху услышать повинные слова своего ближайшего советника. Наклонившись к Сантару, он почти прошептал:

— Конечно, не должен был. Но ты говорил искренне, вот за это я тебя и ценю. Кстати, подумай вот ещё о чем: то, что Легион моего брата появился у Каллинида, стало для меня полной неожиданностью. Я не обращался к Детям Императора за помощью, ведь 52-я Экспедиция обладает достаточными силами, чтобы справиться с зеленокожими в одиночку.

— Тогда… зачем они здесь? — недоуменно спросил Сантар.

— Не знаю. Впрочем, я рад, что получил возможность вновь повидать Феникса и разобраться со всеми недоразумениями между нами.

— Возможно, он чувствует то же самое и хочет извиниться перед вами?

— Ну уж нет, — угрюмо покачал головой Манус. — Не в характере Фулгрима извиняться, даже если он был в чем-то неправ.

ОГРОМНЫЕ ВРАТА Анвилариума, откованные из того же темного металла, что и броня Мануса, распахнулись, впустив Примарха Детей Императора. Грива пышных белых волос Феникса вздымалась и опадала, развеваемая потоками жаркого воздуха, струящимися из далеких кузниц «Железного Кулака». Ступив на порог покоев брата, он на миг остановился, взволнованный мыслью о том, что следующий шаг может оказаться первым на пути, что навсегда разделит его и Мануса. Подняв глаза, Фулгрим внимательно посмотрел на Ферруса, возвышающегося в окружении мрачных фигур Морлоков, и узнал первого капитана и старейшину астропатов флота, стоящих рядом с братом.

Юлий Каэсорон, великолепный в своей терминаторской броне, и вся Гвардия Феникса сопровождали Фулгрима, дабы подчеркнуть важность момента. Почувствовав, что его ожидание на пороге затягивается, Финикиец решительно шагнул вперед и быстро подошел к Феррусу вплотную. Чуть сбоку и позади него остановился Каэсорон, а Гвардейцы Феникса построились у стен Анвилариума, заняв позиции рядом с серо-стальными Морлоками и сияя на их фоне пурпуром и золотом.

Фулгрим хорошо понимал, насколько опасной и почти безнадежной будет его попытка склонить Мануса на сторону Воителя, но, если брат примкнет к ним… О, тогда Хорус невероятно приблизится к победе над Императором-предателем!

Воитель уже начал успешно переманивать Примархов в свои ряды, и Фулгрим на прощание поклялся, что приведет Мануса под его знамена «без шума и пыли». Он уверял себя, что давние узы братства и совместно пролитая кровь заставят Горгона прислушаться к его доводам.

Завеса лжи прочно сковала глаза Феникса, и он уже почитал за честь обманывать собственного брата.

— Феррус! — воскликнул он, раскрывая объятья. — Как же я рад, что мы свиделись вновь!

Манус, прижав брата к груди, погладил по голове серебряными руками, и Фулгрим почувствовал, как мрачные мысли улетают прочь.

— Скажу честно, я не ждал, что ты вернешься так скоро, — ответил Феррус, отступив назад и оглядывая брата с ног до головы, — но тем лучше, ибо нежданная радость хороша вдвойне. Что же привело тебя в систему Каллинида? Неужели Воитель считает, что мы недостаточно быстро расправляемся с врагом?

— Наоборот! — замахал руками Фулгрим. — Воитель шлет вам поздравления и просил меня засвидетельствовать почтение тебе и твоим Астартес.

Феникс скрыл улыбку, почувствовав, как после этих его слов каждый воин Железных Рук, присутствующий в Анвилариуме, раздулся от гордости. Разумеется, Хорус не говорил ничего подобного, но толика лести никогда не бывает лишней.

— Вы слышали, братья мои?! — вскричал Феррус Манус. — Воитель лично отметил нашу доблесть! Слава Десятому Легиону!

— Слава Десятому Легиону! — подхватили Железные Руки, и Фулгрим с трудом подавил разбирающий его смех. Ох, до чего же они простодушны, как легковерны, как примитивно выражают радость! Что же, скоро он научит этих грубых вояк истинному значению слова «наслаждение»… лишь бы Манус не заупрямился.

Похлопав своей тяжкой рукой по плечу Феникса, Феррус спросил:

— Но все же, брат мой, ведь наверняка не только поручение Воителя привело тебя ко мне?

Улыбнувшись, Фулгрим неосознанно погладил рукоять Огненного Клинка. Когда он собирался отправиться на встречу с Манусом, ему почему-то пришло в голову, что было бы неуважительно явиться без подарка брата, меча, откованного две сотни лет назад в глубинах горы Народной. Конечно, сейчас он терзался без своего серебряного клинка, но Феррус неверно истолковал его жест и высоко поднял Крушитель Стен, молот, созданный Фениксом в том же месте и в то же время.

Примархи расхохотались, и сила их братские узы стала ясна всем и каждому.

— Верно, Феррус, нам и правда есть о чем поговорить, но только наедине, — кивнул Фулгрим. — Речь пойдет о будущем Великого Похода.

Мгновенно посерьезнев, Манус кивнул:

— Что ж, тогда пройдем в Железную Крепь.

МАРИЙ НЕДВИЖНО СТОЯЛ НА МОСТИКЕ «Гордости Императора», наслаждаясь невероятными ощущениями, переполнявшими его и будоражащими плоть. На обзорных гололитических экранах медленно проплывала бронзово-стальная громада «Железного Кулака», казавшегося ему каким-то уродливым чудищем. Действительно, на корпусе все ещё «сияли» незалатанные и неокрашенные шрамы, полученные флагманом Мануса в битве у Кароллиса. Насколько грубыми и неизящными должны быть воины, готовые странствовать на столь безобразном корабле? Почему их Примарх не заботится о том, чтобы слава его Астартес находилась в достойной оправе? Неужели они не понимают, что флагман — лицо Легиона?! Летали бы уж тогда на уродливых орочьих халках!

Вайросеан вдруг понял, что, не помня себя от ярости, колотит по командной консоли, сминая окружающие её страховочные барьеры. Гнев стимулировал центры наслаждения его головного мозга, и лишь чудовищным усилием воли Марий сумел успокоить бушующий внутри него пожар.

Приказы, полученные им от Фулгрима, проводили черту между жизнью и смертью для всех, кто сейчас находился на борту «Железного Кулака», а если Вайросеан не сумеет верно исполнить их — то, вполне возможно, и для Детей Императора. Примарх избрал его орудием своей воли, зная, что Марий — самый исполнительный, самый верный воин его Легиона! Марий не подведет своего повелителя, он, не колеблясь и не мучаясь совестью, сделает то, что должно!

С тех самых пор, как он встал со стола апотекария Фабиуса, Третий Капитан поминутно ощупывал свою кожу. Она начала казаться Марию тюрьмой, в которую по злому року заперли целую вселенную чувств, скрытую в его плоти и костях. Любая эмоция превратилась для него в ураган удовольствий, любая мука вызывала спазмы наслаждения. От Юлия он узнал о прелестях, скрытых в учении Корнелия Блайка, и с радостью поделился этой мудростью со всей Третьей Ротой. Каждый из сержантов из множество рядовых Астартес побывали в Апотекарионе, пройдя химические и хирургические усовершенствования, да и вообще нагрузка на Байля в последние недели выросла настолько, что он занимался исключительно аугментационными операциями и даже развернул специально для этого несколько новых хирургеонов…