Фулгрим. Образы предательства - Грэм Макнилл

После внезапной атаки Детей Императора на DS191, Железные Руки приняли их с распростертыми объятьями, радуясь обновлению дружеских связей, заложенных на обломках Диаспорекса. Поэтому, если у них и возникли какие-то вопросы — например, почему корабли Третьего Легиона дрейфуют внутри построений 52-ой Экспедиции — то никаких опасений это уж точно не вызывало.

— А зря, — улыбнулся про себя Марий.

Стоит ему отдать один-единственный приказ, и орудия «Гордости Императора» в унисон с остальным флотом нанесут непоправимый, чудовищный урон кораблям Железных Рук. При этой мысли по телу Мария пробежала теплая волна возбуждения, а нервные окончания на коже закололо маленькими иголочками невероятного наслаждения.

А ведь если миссия Фулгрима окажется успешной, столь грандиозно кошмарному деянию не суждено свершиться!

Прислушавшись к себе, Вайросеан понял, что всеми силами надеется на неудачу своего Примарха.

С САМОГО НАЧАЛА ВЕЛИКОГО ПОХОДА Железная Крепь стала для Ферруса Мануса чем-то вроде личного музея, в котором хранились наиболее интересные диковинки со всей Галактики и примеры его мастерства. Её сияющие стены, укрепленные поверх металла переборок гладким базальтом, покрывали развешанные повсюду всевозможные образцы оружия, доспехов и уникальных механизмов, сработанных серебряными руками Примарха, а в центре крепи возвышалась огромная наковальня из золота и железа.

Много лет назад Манус объявил, что никто и никогда, за исключением его братьев-примархов, и, конечно же, Императора, не войдет в его Железную Крепь, и твердо соблюдал данное слово. Даже Фулгрим лишь однажды бывал здесь прежде.

Вулкан, повелитель XVIII Легиона, как-то раз назвал её «волшебным местом», используя древний термин, чтобы передать всю завораживающую атмосферу, царившую в Крепи. В знак преклонения перед мастерством брата, великан с Ноктюрна подарил Феррусу огромное знамя, Огненного Змея, которое и сейчас развевалось на стене, совсем рядом с огромным, превосходной работы оружием. Оно походило на тяжелый болтер, но имело заряжаемую сверху обойму вместо ленты и перфорированный ствол в форме головы и пасти извивающегося дракона. Его изящные, серебристые очертания поразили Фулгрима — ему никогда не доводилось видеть столь искусно сработанного предмета, ни мирного, ни военного. Феникс в молчании замер перед оружием, наслаждаясь его линиями и обводами, столь прекрасными, что они превращали болтер в велиайшее произведение тонкого искусства.

— Нравится, да? — улыбнулся Феррус.— Я его для Вулкана сделал, двести лет назад, перед тем, как он повел свой Легион к Диким Звездам.

— Но почему же он по-прежнему здесь?

— Ты же знаешь Вулкана, он обожает работать по металлу и поэтому не любит оружия и доспехов, сработанными кем-то иным. Как он сам сказал, «…если мой Молот не касался его, и Пламя моего сердца не раскаляло его, я не доверюсь ему».

Манус поднял свои странные, ртутно поблескивающие руки и продолжил:

— И я уверен, более всего ему не понравилось, что я способен изменять металл, не пользуясь жаром плавильных печей и грохотом наковален. Он вернул мне этот болтер век тому назад, сказав, что этому оружию будет лучше у его создателя. Похоже, суеверия на Ноктюрне искоренены не так уж и крепко, а? — хитро улыбнулся Феррус.

Фулгрим потянулся к болтеру, но его пальцы сами собой сжались в кулак за миг до того, как он коснулся теплого металла. Взять в руки столь идеальное оружие и не выстрелить из него — это было бы просто неправильно.

— Я, разумеется, понимаю, что любому сделанному вручную оружию, особенно если сотворил его настоящий мастер, всегда свойственны особая красота и притягательность, — заметил он, — но вложить столько труда, таланта и искусства в предмет, созданный ради убийства, несколько… экстравагантно.

— Неужели? — улыбнулся Феррус, поудобнее перехватывая Крушитель Стен и указывая его рукоятью на Огненный Клинок, висящий на бедре Фулгрима. — А как же ты назовешь то, чем мы занимались на Урале?

Феникс вытащил меч из ножен и повращал лезвием, стараясь поизящнее отбросить лучики красного света на стены Крепи.

— То было состязание, — улыбнулся он в ответ. — Тогда я ещё не знал тебя и не мог позволить, чтобы какой-то выкочка обставил самого Фулгрима.

Его брат не удовлетворился ответом и зашагал по Крепи, указывая оголовьем своего молота на развешанные и поставленные у стен великолепные образцы.

— Смотри, ни в оружии, ни в машинах, ни в хитроумных инженерных устройствах нет ничего, что делало бы их уродливыми. Они и не должны быть такими! Уродство — признак несовершенства, уж кто-кто, а ты должен это понимать!

— Тогда ты у нас совершенно несовершенен, — ответил Фулгрим, ласковой улыбкой смягчая прямой намек на внешнюю непривлекательность Мануса.

— Красавчиками у нас всегда были вы с Сангвиниусом, братец, а я простой вояка, грубый и неотесанный. Ну ладно, хватит комплиментов, ты же хотел поговорить не о старинном оружии, а о будущем Великого Похода? Произошло нечто важное?

Фулгрим помедлил, внезапно взволновавшись и, как будто впервые осознав то, что ему предстоит сейчас предложить своему брату. Он надеялся не торопясь, исподволь прояснить настрой Мануса и аккуратными намеками и полуправдивыми обвинениями подвести его к мысли о необходимости присоединиться к Воителю, но Феррус с типично медузианской прямотой заставил его перейти прямо к делу.

Как грубо и безыскусно.

— Когда ты в последний раз видел Императора? — начал Феникс.

— Императора? Что за вопрос?

— Представь, что мне просто любопытно. Так, когда же?

— Очень давно, — махнул рукой Феррус. — На Орине Септимус, то ещё местечко. Мы стояли на берегу из каких-то полуживых кристаллов, а под нами бушевал бескрайний кислотный океан.

— А я в последний раз видел его на Улланоре, в день, когда Хоруса возвели в чин Воителя, — Фулгрим подошел к огромной наковальне и погладил её холодный металл. — И тогда я поразился, услышав его слова о том, что пришло время нам, его сыновьям, вести Великий Поход, а ему — вернуться на Терру и заняться «чем-то несказанно великим».

— О да, Великий Триумф на Улланоре, — грустно кивнул Феррус. — Мой Легион тогда сражался в неимоверной дали, на Каэлоре Небула, и я никогда не забуду, что не смог проститься с отцом.

— А я был там, — повторил Феникс, и его голос начал звенеть от волнения. — Я стоял совсем рядом с отцом, ближе лишь Хорус и Дорн, и, когда Император сказал, что покидает нас, то это стало вторым по тяжести моментом во всей моей долгой жизни! Мы умоляли его остаться, но отец лишь отвернулся от нас. Он ничего не сказал о том, что за великое дело ждет его и почему он возвращается на Терру — только общие слова насчет того, что он не позволит разрушить все, чего добилось человечество!

Феррус Магнус, нахмурившись, посмотрл на брата.

— В чем дело, Фулгрим? Ты говоришь, как будто он бросил Великий Поход и нас на произвол судьбы.