Зорге - Александр Евгеньевич Куланов

по связи с Центром стал механиком Краснокутской машинно-тракторной станции и занялся радиофикацией местных колхозов. Причина ссылки была проста: женитьба Макса на бывшей «белоэмигрантке» Анне Жданковой, которая теперь везде сопровождала мужа. К тому же резидентура, где работал Клаузен последнее время, не отличалась обилием и качеством переданной информации. «Ганс» отправил из Мукдена всего лишь около пятнадцати сообщений и полностью провалился как коммерсант, не сумев вернуть ни цента из вложенных Москвой в его фирму по продаже мотоциклов четырех тысяч долларов – весьма крупной по тем временам суммы. Тем не менее новый начальник Четвертого управления комкор Семен Петрович Урицкий, сменивший на этом посту Берзина в апреле 1935 года, обратил внимание подчиненных на нечуткое отношение к кадрам и приказал вернуть Клаузена на работу в разведку. Можно предположить, что после своих злоключений Макс не питал особой любви к бывшим начальникам, но Москва для немецкого радиста казалась все же более интересным и приятным для жизни местом, чем Краснокутская МТС. Уже на первомайском параде 1935 года Клаузен бодро шагал по брусчатке Красной площади во главе группы китайских коммунистов, обучавшихся в советской столице радиоделу[368].

После праздника радист получил в ученики вместо китайцев семейную пару шведов, но летом в Москву приехал Зорге и настоял на том, чтобы Макса передали ему вместо Бруно, а Клаузен, в свою очередь, добился того, чтобы с ним отправили не фальшивую, а настоящую жену – Анну. Сам он 3 октября отправился в Японию через Финляндию, Швецию, Голландию, Францию, Австрию и США, использовав несколько «липовых» паспортов (причем один был подделан настолько плохо, что пришлось возвращаться в Москву и срочно менять его). В Америке Максу с огромным трудом удалось получить подлинные документы на свое имя (его псевдонимом для Центра стал «Фриц»). Измотанный, не раз побывавший на грани провала и потому сильно напуганный, Клаузен прибыл в Японию 28 ноября 1935 года на пароходе «Тацута-мару» из Сан-Франциско и поселился в токийском отеле «Санно». Прямо на следующий день он зарегистрировался в немецком консульстве и клубе соотечественников, где встретил Зорге и договорился с ним о следующем свидании. Еще через несколько дней «Рамзай» познакомил «Фрица» с Вукеличем, с Гюнтером и Маргарет Штайн, и Макс впервые опробовал их квартиры в качестве пункта радиосвязи с Владивостоком. Около двух месяцев ушло на установление надежного радиоканала, к середине февраля удалось добиться желаемого, но так и не достигнутого в предыдущие полтора года результата: «Висбаден» был услышан и отозвался на позывные «Рамзая» – как никогда вовремя, после чего снова, ко все возрастающей досаде разведчиков, связь пропала.

Зимой 1935/36 года радиосвязь с Центром оказалась вопросом первостепенной важности из-за экстраординарных событий, разворачивавшихся в Токио. Внутриполитическая ситуация в Японии обострилась донельзя: значительная масса военных, преимущественно командиров младшего и среднего звена – выходцев из бедных слоев крестьянства и провинциальных рабочих, хорошо знакомая с истинной картиной экономического кризиса, винила в нем высшее руководство армии и правительство, которые, по их мнению, погрязли в коррупции. Молодые и энергичные офицеры считали, что императора вводят в заблуждение относительно истинного положения в стране, и требовали более активной роли армии, то есть себя, в управлении страной. Япония встала на стартовую черту для мятежа, исход которого был крайне важен для всего мира и который мог спрогнозировать только очень хороший аналитик.

Проработавший в Токио, в аппарате советского военного атташе два года, Покладок считал, что «Рамзай» является дилетантом в вопросах японской политики – как внешней, так и внутренней. Похоже, что он попросту не понимал, о чем ему пишет резидент. Между тем Зорге еще до отъезда в Москву подготовил для Хаусхофера большую статью под названием «Японские вооруженные силы», в которой исключительно точно прогнозировал развитие ситуации. Выход статьи совпал с возвращением друга полковника Отта в Токио, и – снова в отличие от Центра – здесь сразу оценили глубину анализа доктора Зорге. Статья была посвящена политической составляющей японской армии и флота и определяла основные направления развития японских вооруженных сил на ближайшие годы. Помимо всего прочего, «Рамзай» связал внутренние проблемы армии, идеи наиболее влиятельных группировок офицеров с традиционными взглядами военных на соседние государства и назвал наиболее вероятных противников Японии в предстоящей войне: «В основе активной внешней политики вооруженных сил в период с начала обновления вплоть до мировой войны лежал один и тот же большой генеральный план: безопасность японской островной империи обеспечивается присоединением новых территорий (выделено Р. Зорге. – А. К.). … <…>старый географический враг – Россия превратился еще и в вызывающего глубокие чувства врага японской системы. Полное значение этой двойной вражды может понять лишь тот, кто вспомнит, с какой сосредоточенностью японская армия ведет сейчас в Японии борьбу за чистоту и углубление идеи императорской власти. Если большевизм так или иначе является самым худшим врагом монархии, то как раз японская императорская идея должна делать из него в глазах японской армии заклятого врага системы…»

С другой стороны, писал Зорге, неизбежная экспансия Японии на континент приведет ее к столкновению с Соединенными Штатами, чьи интересы на Дальнем Востоке становятся все более определенными: «Америка является проблемой для японских вооруженных сил почти исключительно лишь настолько, насколько она может помешать осуществлению [их] планов на Азиатском континенте». Что касается стратегии, то именно контроль за выбором Японии между этими двумя важнейшими парадигмами станет главной задачей группы «Рамзая», и прежде всего лично Зорге и Одзаки, на все оставшееся до их ареста время. Причем эту задачу себе и своей группе Зорге поставил сам, а не по указанию Центра. Касаясь основных проблем ближайшего периода, автор исключительно точно указал на растущее внутреннее напряжение в войсках, да и в стране в целом, снять которое удастся, скорее всего, лишь каким-то решительным способом: «Японские вооруженные силы смело и энергично вмешались в царившие уже многие годы застой и косность политической жизни в стране. Другие силы из гражданского населения, к сожалению, еще и сегодня недостаточно развиты, чтобы взять на себя эту задачу». Зорге уверенно предрекал: «Каждый, кто внимательно следит за развитием Японии, знает, что это состояние противоречий и внутренней нерешительности не может продолжаться долго. Во внутренней политике что-то неизбежно должно произойти. И японская армия, являющаяся – по крайней мере сегодня, единственной значительной силой, которая ищет новые пути, будет играть в этих возможных грядущих внутриполитических изменениях решающую роль» [369].

Прогнозы аналитика сбылись очень скоро. Ранним утром 26 февраля 1936 года в Токио начался военный мятеж, названный по японскому прочтению даты «Ни-ни-року дзикэн» («Инцидент 2.26»). Офицеры среднего командного состава 1-го и 3-го пехотных полков, 3-го гвардейского полка и некоторых других частей, расквартированных в Токио (всего 22 человека), вывели своих подчиненных (около полутора тысяч солдат и унтер-офицеров) на улицы японской столицы и блокировали