Зорге - Александр Евгеньевич Куланов

районе Маньчжурии и Монголии. Именно в это время, 12 марта, Москва и Улан-Батор срочно подписали протокол о взаимопомощи, тем самым продемонстрировав Японии, что любой вооруженный конфликт Маньчжоу-Го c Монголией, который готова была решительно поддержать Квантунская армия, неизбежно выльется в боестолкновение с не менее серьезно настроенной РККА. 4 апреля «Рамзай» дополнительно сообщил в Москву, что в Токио приняли сигнал из СССР, командование японской армии сознает опасность войны и не допустит перерастания мелких пограничных стычек на границе с Монголией в крупномасштабное сражение. Информация из японского Генштаба предназначалась полковнику Отту для передачи в Берлин, а потому попала в руки Зорге и была отправлена в Москву[375].

Вернувшись к отслеживанию японо-германского сближения, в период с 17 мая по 19 июня «Рамзай» отправил из Токио целую серию подробных радиограмм, раскрывающих детали позиции нацистов на переговорах с Осима в Берлине. Важным нюансом при этом являлось то, что Германия была крупнейшим кредитором и поставщиком оружия для армии Чан Кайши, противостоявшей Японии в Китае, но по этому вопросу не было единодушия в самом Берлине, что давало надежду Токио. Уладить «недоразумение» в пользу Японии, окончательно и бесповоротно сделать Германию своим союзником, а не силой стоящей за Гоминьданом, являлось одной из главных задач барона Осима. Не зная, конечно, всех деталей переговоров, Зорге склонялся к выводу, что инициатива в переговорах исходит от японской стороны, а Германия, наоборот, никуда не торопится, не желая раньше времени ссориться с Англией, которая и без того недовольна активностью Японии в Азии и несколько свысока поглядывает на своих новоиспеченных дальневосточных союзников.

Вся эта информация консолидировалась в Разведывательном управлении Штаба РККА – Разведупре (РУ), как теперь официально именовалась советская военная разведка, подвергалась дополнительному анализу и докладывалась Сталину, Ворошилову и другим важным адресатам. В таких случаях отношение к полученным материалам высказывал только один человек. И на сводке материалов от 19 июня была проставлена резолюция, ставящая под сомнение как минимум всю работу Зорге, а как максимум его искренность:

«По-моему, это дезориентация, идущая из германских кругов.

И. Сталин»[376].

Шеф военной разведки Урицкий, направляя материал, вызвавший сомнения вождя, наркому обороны Ворошилову, заметил, что он получен от резидента в Токио, «обычно дававшего доброкачественную информацию и неоднократно – подлинный секретный документальный материал». Таким образом «Директор» Центра открыто выступил в защиту резидента, приложив к своей записке новые секретные материалы, полученные «Рамзаем», и дав обширные пояснения, сводившиеся к поддержке взглядов Зорге на японо-германские переговоры. К тому же изложенные «Рамзаем» факты подтверждались нашими источниками в других странах. Одновременно комкор, будучи опытным управленцем, дописал в конце, что полностью исключить риск дезинформации невозможно, и запросил указаний – передавать ли сообщения Зорге Сталину, как и раньше. Сталин, и Ворошилов вняли доводам главы военной разведки – «Рамзай» продолжал передавать информацию о подготовке Японии и Германии к заключению Антикоминтерновского пакта[377]. Наибольшей плотности радиообмен с Зорге достиг осенью 1936 года – вплоть до 25 ноября, когда договор между Берлином и Токио был заключен. Заслуги группы «Рамзая» стали столь очевидны, что в декабре Урицкий отправил на имя маршала Ворошилова совершенно секретное представление № 20906 сс:

«Докладываю:

В течение двух с лишним лет в качестве неофициального секретаря германского военного атташе в Токио ведет работу в чрезвычайно трудных условиях наш работник, член ВКП(б) ЗОНТЕР Ика Рихардович.

Этот товарищ все время снабжает нас материалами и документами о японо-германских отношениях. <…>

Вместе с ним работает в качестве радиста т. КЛАУСЕН (так в документе. – А. К.) Макс, который беспрерывно, в тяжелых агентурных и технических условиях поддерживает с нами радиосвязь.

Следует отметить, что оба эти товарища в критический момент событий 26.2.36 г. в Токио поддерживали с нами бесперебойную радиосвязь и держали нас в курсе всего происходящего.

В настоящее время работа этих двух товарищей приобретает особое значение, но на почве длительной работы в тяжелых условиях, на почве длительного отрыва от Советского Союза у них чувствуется большая моральная усталость. Заменить их в данное время невозможно. Для пользы дела необходимо продлить работу этих товарищей, закрепив их на тех позициях, на которых они находятся.

Прошу вашей санкции на награждение этих товарищей орденами “Красной Звезды”, что ими, безусловно, заслужено и явится для них стимулом для напряженной работы в особых условиях»[378].

Помимо того что это был изумительно смелый шаг – отправить представление к награде на группу, только что заподозренную Самим в подаче дезинформации, важно заметить и другое: для Ворошилова Зорге был «Икой Рихардовичем Зонтером». Не исключено, что и Сталин, во всяком случае в то время, знал только это имя источника в Токио. И – нет, орденов ни Зорге, ни Клаузен не получили.

Почему «награда не нашла героев», сегодня точно ответить невозможно. Ясно только, что в самом Разведывательном управлении у «Рамзая» были не только друзья и даже покровители (как минимум один – Урицкий, объективно оценивавший результаты работы резидента, и не боявшийся вступиться за него перед самим вождем), но и недоброжелатели. Позиция начальника 7-го отделения Михаила Покладока уже известна. Его заместитель – Михаил Сироткин вторил своему шефу даже в описании облика и манер Зорге, но почему-то делал это спустя семь месяцев после отъезда разведчика из Москвы и в то самое время, когда от того шла наиболее ценная информация, как будто просто напакостить хотел: «Внешне впечатление “Рамзай” производит невыгодное: бегающий взгляд, избегающий встречи со взглядом собеседника, чрезвычайная суетливость, горячность и поверхностность суждений. Наряду с этим чрезвычайный апломб и развязность». Понимая, впрочем, что одного неприятия внешности мало, Сироткин «забивал гвозди», не обращая внимания на то, что противоречит своим же, более высоким руководителям: «До июля 1935 года я неоднократно получал и обрабатывал материалы, поступавшие от “Рамзая”. 90 % всех этих материалов не имели почти никакой ценности…

В феврале… “Рамзай” сообщил, что Отт привлекает его к шифровке своих телеграмм, не доверяя больше никому. Если это не просто хвастовство, то бесспорно Отт использует “Рамзая” вовсю, либо просто купив, либо пассивно, доведя до ослепления своим “доверием”»[379].

Да, это поистине удивительный и беспрецедентный случай: посол доверил чужому, постороннему человеку святая святых – свой личный дипломатический код. Зачем? Почему? Нам и сегодня, зная о деле Зорге почти всё, будучи в курсе его весьма своеобразных отношений с послом Оттом и его женой, трудно это понять и нелегко в такое поверить. А тогда… Бдительный помощник начальника отделения Михаил Сироткин искренне не верил Зорге, отвергая любую возможность честной работы резидента: он не только не считал ценными материалы, за которые начальник разведки Урицкий просил наградить разведчиков орденами, но и был уверен, что Зорге предатель, продавшийся немцам, а потому любой материал от него, вне зависимости от его ценности, заведомо являлся дезинформацией.