Божество реки - Уилбур Смит

С тех пор как я оставил Фивы, руководить постройкой храма назначили другого архитектора. Со стороны фараона было, пожалуй, несправедливо ожидать от этого несчастного тех же результатов, каких добивался я, и той же скорости ведения работ.

— Клянусь благословенной матерью Гора! Мне очень хотелось бы поручить тебе строительство, — бормотал фараон. — Если твоя хозяйка согласится расстаться с тобой, я выкуплю тебя и поселю здесь, в Городе Мертвых, чтобы ты наблюдал за работами. Стоимость строительства почти удвоилась с тех пор, как этот глупец занял твое место.

— Он наивный молодой человек, — подтвердил я. — Каменщики и подрядчики сопрут его собственные яйца, а он даже не заметит.

— Пока что они мои яйца воруют, — мрачно ухмыльнулся царь. — Тебе нужно просмотреть вместе с ним счета за материалы и показать ему, где его обманули.

Разумеется, мне льстило такое доверие, и я уже без всякой зависти и мстительности указал на недостатки вкуса у нового архитектора, когда он переделывал задуманное мной основание фасада, и на небрежную кладку, которую мошенники каменщики уговорили его принять. От его работы веяло упадочническим сирийским стилем, вошедшим в моду в Нижнем царстве, где простонародные вкусы низкорожденного самозванца разлагали классические традиции египетского искусства.

Что же касается работы каменщиков, я показал царю, как листок папируса входит в стыки между каменными плитами в боковой стене погребального храма. Фараон приказал разобрать и основание фасада, и эту стену и оштрафовал гильдию каменщиков на пять сотен дебенов золота, которые те должны были внести в царскую казну.

Остаток дня фараон провел, осматривая сокровища в хранилищах погребального храма. Здесь, по крайней мере, ему трудно было к чему-нибудь придраться. За всю историю мира никому еще не удавалось собрать столько богатства в одном месте и в одно и то же время. Даже я, поклонник прекрасного, был ошеломлен изобилием красивых изделий, и глаза мои заболели от блеска золота.

Царь настаивал на том, чтобы госпожа Лостра постоянно находилась с ним. По-моему, его увлечение превращалось в настоящую любовь или в столь близкое подобие любви, на какое он был способен. Вследствие такой привязанности, к возвращению на другой берег реки госпожа моя совершенно выдохлась, и я испугался за ребенка. Однако еще слишком рано было говорить царю о ее положении и просить его относиться к ней с большим вниманием. Прошло меньше недели с тех пор, как она стала делить с ним постель, и столь ранний диагноз беременности, даже с моей стороны, мог возбудить у царя подозрения. Для него Лостра по-прежнему оставалась здоровой и сильной молодой женщиной, и он обращался с ней соответствующим образом.

КАК И МНОГИЕ столетия до этого, праздник закончился собранием людей в храме Осириса, где фараон должен был прочесть свою тронную речь. На каменном подиуме перед святилищем Осириса возвышался трон фараона, чтобы все собравшиеся могли видеть царя. На голове у него была двойная корона Египта, а в руках он держал посох и плеть. На этот раз в обстановке внутреннего двора храма произошли кое-какие изменения, которые я предложил царю, а он благосклонно на них согласился. Вдоль трех стен было приказано возвести деревянные леса. Они поднимались тремя ярусами до половины высоты каменных стен, и на них нашлось место для тысяч знатных граждан Фив; оттуда открывался прекрасный вид на все происходящее. Я предложил украсить трибуны лентами и пальмовыми ветвями, чтобы скрыть уродливые деревянные конструкции. Подобные трибуны были построены впервые в нашей стране. С тех пор они стали обычными, и их начали возводить на всех общественных собраниях, вдоль пути царских процессий и вокруг полян, где проводились спортивные состязания. По сей день их называют «трибуны Таити».

Зрители отчаянно боролись за места на трибунах, но я как их изобретатель, смог обеспечить моей госпоже и себе лучшие места. Мы сидели напротив трона, чуть выше головы царя, поэтому прекрасно видели весь внутренний двор. Для госпожи Лостры я принес кожаную подушку, набитую овечьей шерстью, и корзину с фруктами и пирогами, а также кувшины с шербетом, вином и пивом, чтобы было чем подкрепиться во время бесконечно длинной церемонии.

Вокруг нас расположились самые знатные люди страны, мужчины и женщины, разодетые по последней моде. Военачальники и флотоводцы стояли под флагами своих отрядов и держали в руках золотые плети, гордо выставляя напоказ награды. Там же сидели старшины гильдий и богатые купцы, жрецы и послы вассальных государств империи — вся знать города собралась на трибунах.

Перед царем протянулись дворы храма, которые открывались один в другой, как помещения в детском лабиринте, но стены и ворота были расположены таким образом, чтобы через внутренние ворота паломник, стоящий на аллее Священных Баранов за основными воротами храма, видел царя на высоком троне с расстояния в четыреста шагов.

Дворы храма заполняли толпы простого люда, а те, кому не хватило места, расположились на священной аллее и в садах за храмовыми стенами. Хотя я и прожил всю свою жизнь в Фивах, но ни разу не видел такого гигантского скопления народа. Сосчитать всех было невозможно; по моим оценкам, здесь собралось около двухсот тысяч человек. От них поднимался такой гул, что даже я чувствовал себя пчелой в огромном гудящем улье.

Вокруг трона собралась маленькая группа высших сановников государства. Их головы находились на уровне ног фараона. Разумеется, верховный жрец Осириса находился среди них. За последний год старый верховный жрец покинул сей бренный мир и отправился в путь по подземному царству к западным полям вечного рая. Новый был моложе и тверже характером. Я знал, что вельможе Интефу будет не так-то просто управлять им. И в самом деле, он содействовал мне в кое-каких не совсем обычных приготовлениях к сегодняшней церемонии, которые я предпринял между делом, занимаясь строительством трибун Таиты.

Однако внушительнее всех среди сановников выглядел великий визирь — его можно было сравнить лишь с фараоном. Глаза присутствующих невольно останавливались на вельможе Интефе. Он был высок, сказочно красив и держался величественно. Многочисленные цепи Золота похвалы» возлежали на его плечах и груди, а сам он казался одним из богов египетского пантеона. Позади него виднелась отвратительная фигура Расфера.

По традиции вельможа Интеф открыл церемонию, выйдя вперед в открытое пространство перед троном, и начал приветственную речь от имени двух городов Фив. Когда он заговорил, я тайком бросил взгляд на госпожу. Несмотря на то что я разделял ее ненависть, меня потрясло выражение гнева и отвращения, открыто появившееся на прекрасном лице. Я хотел было предостеречь, чтобы она прятала свои чувства от окружающих, но понимал: моя попытка только привлечет внимание к ней.

Великий визирь говорил долго, перечисляя свои собственные подвиги и услуги, оказанные им фараону за последний год. Люди в толпе шептались и переминались с ноги на ногу от неудобства. От скопления тел исходил жар, а горячие лучи солнца —почти отвесно падали на заполненные людьми душные дворы храма. Время от времени я видел, как женщины падали в обморок.