Дебютная постановка. Том 2 - Александра Маринина

будет нервничать и волноваться, как только он выйдет на улицу. Понятно, что самому Петру ничто не угрожает, он Шуряну и Дмитрию ни на фиг не нужен, но ведь они охотятся за Николаем Андреевичем и очень не хочется, чтобы со стариком что-то случилось. А любой поход к нему, любая встреча может оказаться той ниточкой, которая свяжет злоумышленников с Губановым. Правда, более или менее реалистичных сценариев такого развития событий Петр придумать не мог, но это не означало, что их нет в принципе. Никогда не угадаешь, как могут повернуться события. Уж этот-то урок он усвоил давно и накрепко. В его голове так и звучал голос Каменской. «Если вы сами не можете до чего-то додуматься, это не значит, что не додумается никто другой», – говорила Анастасия Павловна, когда обучала его чтению материалов уголовного дела.

И потом, они же с Губановым договорились встретиться завтра. То есть на самом деле уже сегодня. Старик будет ждать. Нужно поблагодарить его, попрощаться нормально.

«Если доживу…»

* * *

Каменская

Их машины стояли на платной парковке довольно далеко от дома, где жили Петр и Карина. Ближе ничего не нашлось: они приехали вечером, после окончания рабочего дня, и все места, где можно было приткнуть автомобиль, оказались заняты.

– Вот и прогуляемся по ночному городу, – бодро заявил Зарубин. – Мы с Витей привычные, а ты, Пална, небось, сто лет уже по пустым темным улицам не ходила.

– Что верно, то верно, – согласилась она. – Освежу впечатления.

Она немого помолчала, потом сказала:

– А ведь я знала Юру Губанова. Не близко, но приходилось сталкиваться.

– Серьезно? – удивился Зарубин. – А чего молчала, как неродная?

– Какая разница, кто с кем был знаком в незапамятные времена? Тем более я не знала ничего такого, что могло бы быть полезным Пете. Не люблю засорять эфир лишними словами.

– Он действительно был классным сыскарем, как утверждает его отец? Или это так, родительские мифы о любимом сыне? – спросил Виктор.

– Юрий был суперским. Помню, смотрела на него, восхищалась и думала, что мне никогда не стать таким опером, как он. Жаль, что мы совсем мало работали вместе, всего раза три или четыре, я не успела у него поучиться. Он же в районе бегал, потом в округе, когда районы объединили, а я на Петровке у Колобка обреталась.

– Не понял, – озадаченно протянул Витя.

– Эх, молодой ты еще! – воскликнул Зарубин. – До девяносто первого года в Москве было тридцать три района. Не знал, что ли? А в девяносто первом их объединили в десять округов. Типа укрупнили.

– А-а, ну да, вспомнил.

– Меня в те годы «в поле» почти не выпускали, – продолжала Настя, – я все больше в кабинете сидела и в бумажках ковырялась. Если бы работала, как все, то, наверное, удалось бы почаще с Губановым общаться, а так…

Ей было грустно. Она пришла на Петровку в конце восьмидесятых, ее учителями были Виктор Алексеевич Гордеев, начальник отдела по раскрытию тяжких насильственных преступлений против личности, в просторечии – «убойного», и дядя Назар, Назар Захарович Бычков. Но Бычков вскоре перешел на другое место, остался только Колобок-Гордеев, который и рад бы посвящать ее, Настю Каменскую, в тонкости оперативно-разыскной деятельности, да где ж время взять? Преступность в те годы росла не по дням, а по часам, огнестрельное оружие шло в ход все чаще, множились бандитские разборки и перестрелки в общественных местах, количество криминальных трупов зашкаливало, и работы у оперов с Петровки было столько, что не продохнуть.

Когда ей впервые довелось столкнуться с майором Губановым, она долго ходила под впечатлением от его вдумчивости, нестандартного мышления, готовности обсуждать самые невероятные версии, от его объема знаний и эрудиции. Настя помнила, как радовалась, когда выяснялось, что по какому-то преступлению, переданному на Петровку, с ними будет работать Юра Губанов, потому что труп обнаружен на его территории обслуживания. Когда она в какой-то момент спохватилась, что давно не встречала Губанова, ей сказали, что он уволился. Было жаль…

Такие, как майор Губанов, в милиции в девяностые годы не задержались. И все меньше и меньше оставалось тех, у кого могли бы поучиться и перенять опыт молодые оперативники, приходившие на службу. Впрочем, эти молодые тоже не засиживались, пережидали, пока минует призывной возраст, и убегали на гражданку, где и полегче, и интереснее, и денег больше платят. А такие прирожденные сыщики, влюбленные в свою профессию и много чего умеющие, как Юрий, растрачивали свои таланты бог знает где. И никто сегодня о них не вспоминает. Большинство даже не догадывается, что они вообще существовали. Губанов трагически погиб, и никого не волновало, что он – бывший сотрудник органов, коллега тех самых оперов, которые ни шатко ни валко раскрывали его убийство. Рядовой курьер, чего уж там, ради таких нет смысла надрываться.

Галина Викторовна Демченко перенесла операцию и теперь наверняка должна регулярно посещать поликлинику. Осмотр врача, физиотерапия или что там еще полагается делать в рамках послеоперационной реабилитации. Сама, конечно, вряд ли дойдет, но дочь или зять ее отвезут и привезут. А квартира в это время будет стоять пустая. Выяснить, на какой день и какое время на прием записана Демченко, – пара пустяков для такого мастера, как Зоя, сейчас ведь все делается через интернет. А там уж в дело вступит Витя. Оперативный осмотр. Если Карина правильно выстроила предположение о фотографии, подтверждающей личность убитого Юрия Губанова… Если она верно обрисовала характер и образ мысли Галины… Эта женщина цепляется за вещные связи между ней самой и ее картиной мира. Для нее фотографии – не просто память, запечатленная на бумаге при помощи оптики и химии. Она сделала из них объект приложения эмоций. Она выкалывает лица своих врагов и мечтает об их смерти, а лучше – о гибели в страшных мучениях. Если ее зять Дмитрий действительно причастен к убийству, он непременно должен был принести Галине какое-нибудь доказательство. Пусть не фотографию, а что-то другое, но оно должно быть. И Галина этот предмет уж точно из рук не выпустит, будет созерцать и наслаждаться. Главное, чтобы Витя его нашел. Остальное сделает Сережа Зарубин, и тогда уже доказательство обнаружат совсем другие люди, официально, во время обыска.

Незаконно, конечно, ну а что делать? Времена настали такие, что если действовать строго по закону, то скорее сам окажешься за решеткой, чем получишь справедливый результат. Тошно от этого, противно, мерзопакостно на душе. Но что толку ныть и жаловаться, вспоминать, как было раньше, и проклинать день сегодняшний? Правильно Кушнер написал про времена, которые не выбирают, только почему-то в большинстве случаев цитируют лишь две первые строчки: «Времена