Все, кого мы убили. Книга 1 - Олег Алифанов

И, конечно, главный внутренний протест Багдад вызывал во мне от того, что опять я мог расстаться с Анной на целый месяц. Мечты мои кружились вокруг неё, цветущему виду которой ничуть не повредили превратности испытанного пути. Но ещё до конца ужина она, извинившись, отправилась к себе, я же внутри вскипел на это пучиной подозрений и обид, в коих хватало всего: и хватких греков, и пылких итальянцев и статного шкипера-француза, решительно приказавшего палить из пушек по жутким тромбам, щупальцами гигантского спрута вознёсшимся из водяной преисподней и преследовавшим корабль. Посему, лишившись её вдохновляющего общества, я постепенно утратил красноречие и уже порывался откланяться до завтра, но княгиня настойчиво упросила меня не покидать её.

Проскучав час и уклонившись от дальнейших речей вежливыми похвалами рассказов собеседников (в кои вовсе не вслушивался) я думал о том, какой вестью желает меня наградить Наталья Александровна: обнадёживающей или напротив, кладущей конец моим нескромным расчётам, и не сомневался лишь в одном: речь пойдёт о княжне Анне.

Наконец путешественники, не в силах уже бороться с усталостью, разбрелись по своим покоям, и я остался с ней с глазу на глаз.

– Я хочу, чтобы вы знали одно обстоятельство чрезвычайной важности, Алексей Петрович. Но сперва спрошу: вас разве не удивило, что мы приплыли, покинув Италию не в самый удобный сезон, и вдобавок получили вознаграждение бурным морем?

– Я бы и сам спросил вас о том, но не желал докучать с дороги, – насторожился я. – Впрочем, октябрь и ноябрь здесь весьма благоприятны, хотя зимовать в Италии удобнее стократ.

Она встала из-за стола и прошествовала к окну, затворив решетчатую ставню от дуновений ставшего прохладным ветра. В движении её нашёл я нечто поспешное. Так поступают, опасаясь подслушивания или паче того – незваного вторжения. Так временами поступал и я.

– Всё шло прекрасно в Греции, и мне почти нечего добавить к тем письмам, которые, как я знаю, Анна слала вам. Великолепные приёмы у лучших граждан этой страны сменяли один другой, и хоть они зачастую теперь враждуют меж собой, на себе мы ни разу не почувствовали и тени неприязни. В Италии первое время тоже всё шло выше всяких похвал: мы много переезжали, останавливаясь в лучших палаццо и подолгу живя на загородных виллах с восхитительными видами, такими, что жалела я об отсутствии среди нас Владимира Андреевича. – На этих словах она сделала несколько шагов в мою сторону и заговорила вполголоса: – Но, начиная с какого-то дня, я стала замечать на себе нечто вроде неприятных взглядов. Спустя неделю это превратилось в слежку, я поделилась своими предчувствиями с господином Ермолаевым, и вскоре он подтвердил, что трое или четверо каких-то личностей попеременно наблюдают за всеми нашими прогулками. Признаюсь, – она немного кокетливо сложила руки, – поначалу я легкомысленно приписывала это заботливой ревности моего мужа. От преследования не спасали и переезды, а в Риме я даже обратилась к властям с просьбой защитить нас от посягательств, но они лишь развели руками: глазеть на особ знатных кровей не запрещено, а противозаконных действий они не совершали. Представьте, какой-то чин даже предположил присутствие неких польских патриотов, намекая на возможную месть всем подряд русским за подавление их мятежа – чушь несусветная. Однако в одном они оказались правы: никто не угрожал нам и не пытался заговорить, что даже навело меня на мысль, что князь мог тайно приставить к нам наёмную охрану, и я ненадолго успокоилась. В Вероне же всё переменилось, наш дом обыскали, стараясь не привлекать внимания, но какая женщина не заметит малейшего беспорядка в любимых вещах. Я начала беспокоиться всерьёз. Мы ехали в путешествие, чтобы избавиться от волнений, вызванных работами… и образом жизни мужа. Вы и сами могли заметить, что вокруг него витало нечто магнетическое, к нему как мотыльки на свет слетались и таланты и авантюристы. Он опасался чего-то – не только жандармов, возможный негласный надзор которых я и за границей не могла сбросить со счёта. Знаете, в каждой женщине сидит та история с княжной Таракановой… Но после того, как мы вторично подверглись обыску, на сей раз совсем не деликатному, я решилась покинуть Италию. Константинополь не показался мне вполне безопасным, а вот разве что Палестина, куда зазывали нас вы. Надеюсь, я поступила правильно, и мы не встретим здесь негодяев…

Её последние слова звучали неуверенно и напоминали вопрос, на который она ожидала услышать неоспоримое подтверждение. Я таким образом получал повинность убедить её в том, для чего совершенно не находилось оснований. Но и пугать её не входило в мои намерения. Более того, мне требовалось время на обдумывание.

– Осмелюсь спросить… – начал я и запнулся.

Я собирался спросить, почему бы им не пожить в Петербурге, но испугался стать причиной мысли о скором их отъезде.

– …у вас что-нибудь пропало? – закончил я, надеясь увести беседу от неприятной необходимости лицемерить.

– Немного денег, и какие-то безделушки, драгоценности. Но я убеждена, что искали не это, деньги похитили, чтобы отвлечь внимание от другого – того, что не нашли. Имейте в виду, я открываюсь вам, Анна знает куда как меньше, а некоторые наши спутники почти ничего. Только немногие из челяди, которым наказала я держать ухо востро, объяснив всё участившимися грабежами. И, конечно, Павел Сергеевич.

Я усмехнулся про себя её беспечности доверить секрет слугам.

– Разумеется, я сочту это за тайну, но позвольте спросить: не нашлось ли среди преследователей лиц, знакомых вам по совместной работе с князем Александром Николаевичем или кого-то, кого вы видели, но не можете припомнить?

Она воззрела на меня так, словно я проник за пелену её личной тайны.

– Кажется, нет, они искусно маскируются, и я не уверена, что могла бы опознать кого-либо, – ответила княгиня, – а почему вы ставите вопрос именно так?

– Вы же знаете, – попробовал рассмеяться я, но Наталья Александровна оставалась серьёзна, – мои отношения с жильцами Александра Николаевича не сложились, вот я и предполагаю теперь во всём их происки. К счастью, вам довелось увидеть не все наши дрязги.

Фраза при всей своей невинности облекала очевидными подозрениями тех, кого я и вправду недолюбливал, при этом не слишком углубляясь в свои злоключения, которые, конечно некоторым весьма запутанным образом были связаны с её неприятностями. А недавнее появление Голуа ещё более придавало значимости всем свершившимся и ожидаемым событиям, увы, неприятного свойства.

– Причина вашего вопроса только ли в этом?

– Помилуйте, Наталья Александровна, неужели вам не приходили в голову те же мысли?

– Вы правы, Алексей Петрович. А здесь, в Палестине, вы встречали кого-то из… старых знакомых?

– Могу заверить, что в Бейруте вас не потревожит никто.

Но она взирала на меня строго и недоверчиво. Твёрдо обещав стать их ангелом-хранителем, я откланялся и дал слово явиться наутро к завтраку. С многозначительным вздохом она удалилась, не подав руки.

Скажу, забегая вперёд, что так всё и произошло. Прохор получил задание присматривать за всеми, кто мог следить за нами. Я дал ему подробные указания не распространяться ни о ком из недругов, а тайно нанятая на мой счёт охрана (секретарь заработал на том щедрые комиссионные) денно и нощно караулила покой постояльцев все две недели, что они отдыхали от странствий. Так что под конец даже княгиня думала, не сон ли все её итальянские переживания.