Тайна семи - Линдси Фэй

– Давай, спускайся, я тебя поймаю, – прошипел я и метнулся к стене.

Мальчик не стал тратить времени даром, ухватился за веревку и секунды за четыре умудрился спуститься примерно до середины. Но приблизившись к ее концу, вдруг заколебался – инстинкт подсказывал цепляться за нее, как за жизнь, а не парить в свободном падении, и не знать, чем это может закончиться.

Что ж, его можно было понять. Ведь в ночных кошмарах шкету наверняка не раз снилось, что он сорвался и падает в темноту. Но времени у нас больше не было.

– Прыгай, – молитвенно и почти беззвучно прошептал я Жану-Батисту.

По выражению испуганных его глаз я понял, что он скорее бросится обратно в каминную трубу.

Я уперся обеими ладонями в кирпичную стену и снова поднял на него глаза. Рубашка у мальчика задралась, когда он сползал по веревке; я увидел тощую грудь – все ребрышки можно было пересчитать – и заткнутую за пояс брюк пачку бумаг.

Этот ребенок только что совершил для тебя невозможное и, похоже, твердо вознамерился теперь провести остаток дней, свисая на веревке со стены дома.

– Жан-Батист, ну, пожалуйста, – тихо, но настойчиво повторил я.

И вот он зажмурил опухшие глаза и отпустил веревку. И кувырком полетел вниз.

И я поймал его, хотя чуть позже совсем не думал о том, какое мужество проявил этот малыш и как удачно он приземлился прямо в подставленные руки. Запомнилось другое – казалось, он почти невесом, легок, как нечто сотканное из духа и пепла, весит не больше, чем мой набросок углем, который я подарил ему. Словно бесконечно близкий и точный портрет трубочиста, а не мальчик вовсе.

– Ты как, ничего? – спросил я и поставил его на ноги.

Он немного покачивался – видно, голова кружилась. Потом вроде бы пришел в себя. Поднял на меня глаза и кивнул. А затем вдруг засмеялся.

– Тогда бежим! – сказал я, взял его за руку, и мы помчались по проулку.

Через полчаса я первым увидел Джорджа Хиггинса, тот патрулировал задний двор у своего дома. Все окна были ярко освещены, и стоило Джорджу увидеть, как мы с Жаном-Батистом вошли и заперли за собой калитку, глаза его радостно блеснули. Преподобный Браун сидел на поленнице дров для камина, сложив на коленях руки в перчатках. А затем к радости своей я увидел и Джакоба Писта – тот примостился на ступеньках крыльца у задней двери и прижимал к подбородку кусок сырого мяса.

– Слава богу, – выдохнул я. – Вы не представляете, как близок я был к тому, чтобы броситься на улицу и принять участие в кулачном бою. Вы в порядке, мистер Пист?

Пист был бледен, у разбитых губ наливался синяк.

– До сих пор упиваюсь этим потрясающим приключением и наслаждаюсь нашей победой. Да здравствуют наши бесстрашные герои-победители! – тут же выпалил голландец.

При виде нас Хиггинс словно к земле прирос.

– Так вам удалось их раздобыть? Документы об освобождении?

Жан-Батист задрал рубашку и извлек пачку перепачканных сажей бумаг. Но для меня это было самое прекрасное зрелище в мире. То, без сомнения, были самые прекрасные вещи, которые только видел в своей жизни Джордж Хиггинс. На секунду я вдруг почувствовал, что не хочу, чтобы он прикасался к этим добытым с таким трудом трофеям, хотя сам не понимал, почему именно. Но он бросился вперед и столь поспешно протянул руку, что мальчик резко отпрянул и уронил свою добычу. Видно, испугался, что его сейчас ударят, пнут ногой, а то и еще что похуже.

Хиггинс торопливо перелистал всю пачку, нашел документы об освобождении, и выражение его лица тотчас изменилось. Он смотрел на них с благоговением. С восторгом, как на некое чудо, ниспосланное выше.

– Значит, ты их добыл? – спросил он мальчика.

Жан-Батист кивнул.

– Да благослови тебя Господь… Поживешь у меня, пока мы не найдем тебе новый подходящий дом.

При этом Хиггинс улыбался так широко, что перепачканный с ног до головы сажей ребенок смотрел на него в некотором замешательстве. А я тихо заметил:

– Скажите мне, что Джулиус Карпентер в доме.

Преподобный Браун кашлянул и плотно сложил ладони вместе.

– Я бы с радостью. Но, к сожалению, вынужден ответить «нет».

Во дворе воцарилась леденящая душу тишина. Меня пробрал озноб. И причина была вовсе не том, что была ночь, а по ночам всегда холодает. Жан-Батист не дрожал всем телом лишь потому, что научился стойко переносить холод. А Хиггинс зябко поежился, точно за воротник ему попала льдинка. И передал мне бумаги на хранение. Возможно потому, что я по-прежнему не отрывал от них глаз.

– Что случилось? – спросил я Писта, убирая бумаги во внутренний карман пальто и уже проклиная себя за все на свете, в том числе и за свои такие хитроумные планы.

– На нас наткнулись мистер Макдивитт и мистер Бирдсли. – Пист нервно заерзал на ступеньке. – Были настроены… весьма воинственно. Хотели ввязаться в драку. И когда начали первыми, я… я, честное слово, вовсе не горжусь этим, мистер Уайлд. Тут я растерялся. Не проявил должной расторопности.

– Ничего подобного, – пытался утешить я его. А перед глазами уже вставали страшные картины – петля для повешения, наспех разведенный костер, и самое ужасное – Джулиус уходит под воду под тяжестью камней, привязанных к ногам. – Расскажите толком, что произошло.

– Мистер Карпентер чем-то оскорбил мистера Макдивитта. Ну, и тот с мистером Бирдсли пустился за ним в погоню… Нет мне прощенья, ей-богу! – Пист был странно удручен, таким я его еще никогда не видел. – Сам до сих пор не пойму, как получилось. Просто мне врезали, я упал, ну а потом…

– Я украл у этого слизняка Макдивитта маленький сувенир на память, – раздался голос Джулиуса.

Калитка отворилась с протяжным и печальным скрипом. Все мы дружно развернулись и уставились в полумрак. Там стоял Джулиус Карпентер. Запыхавшийся, живой и здоровый, страшно довольный собой, и изо рта у него вырывался пар.

– Я не слишком шустро бегаю, Тимоти, но уж куда как быстрей, чем все силы полиции вместе взятые, – бросил он мне и устало привалился к металлическому столбику ворот, пытаясь отдышаться.

– Но почему они погнались за тобой? – подбегая к нему, воскликнул я. – Нет, в конечном счете вышло все отлично, ты смог их отвлечь. Но как, скажи на милость…

Он сунул руку в карман пальто, достал какой-то предмет и бросил его на землю. С заостренными концами, из потемневшей меди, нечто напоминающее лист дуба, слетевший с дерева и застрявший в щели между булыжниками.

И очень похожий на медную звезду полицейского.

– Можешь вернуть ее этому подонку, если хочешь, – произнес с улыбкой Джулиус. – Лично я нисколько не возражаю. Мне она, в любом случае, ни к чему. Ну ладно, раз уж мы все снова вместе, можно и в дом зайти, я так полагаю?