Парижане. История приключений в Париже - Грэм Робб

20 марта студенты, протестовавшие против войны во Вьетнаме, разбили окна в офисах «Америкэн экспресс» рядом с Оперой и размалевали стены лозунгами. Через два дня после этого шестеро нантерских студентов были арестованы на демонстрации в защиту Национального фронта освобождения Южного Вьетнама (Вьетконга). Это подтвердило точку зрения многих обозревателей, что «нантеризм» – часть международного молодежного движения, а не специфически французское явление.

Вернувшись в тот вечер в Нантер, воинственно настроенные студенты гуськом прошли в небольшую дверь с надписью: «Вход для административных работников и преподавателей». Оттолкнув парочку испуганных чиновников, они поднялись на последний этаж самого высокого здания на территории университетского городка и вошли в зал Совета. Его расположение должно было отражать авторитарную природу образовательной системы. С помощью баллончиков с краской они написали на стенах несколько лозунгов («Преподаватели, вы стары, стара и культура, которой вы обучаете») и приняли резолюцию. Студенты договорились называть себя членами Движения 22 марта с намеком на Движение 26 июля Фиделя Кастро. Вскоре после этого они получили комнату для собраний, где могли проводить свои политические встречи, и переименовали ее в зал Че Гевары.

Для телезрителей, которые видели эти сцены студенческого мятежа, это было поистине, как утверждали комментаторы, «необычным новым явлением». Молодые люди Парижа были изъяты из города, словно уведены из него волшебной дудочкой, и помещены в «фабрику учения». Их словно упаковали и отправили всех вместе от Елисейских Полей на бывший военный полигон на западном краю городской агломерации. Оказавшись там, они стали получать облегченную для усвоения информацию, сбываемую в качестве «знаний» и раздаваемую преподавателями, которые значили чуть больше чем торговые автоматы. Большинству студентов было едва за двадцать, и приехали они из шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого округов Парижа. У более 90 процентов из них родители принадлежали к классу буржуазии (руководители высшего и среднего звена, представители свободных профессий, государственные гражданские служащие), но они то ли не хотели, то ли не были достаточно состоятельными, чтобы обеспечить их лучшими условиями жизни. «Бетонный куб» в Нантере стоил девяносто франков в месяц; комната без мебели в Париже без воды и газа – сто пятьдесят франков в месяц.

Из-за неспособности администрации предвидеть взрыв в студенческой среде спектр развлечений в Нантере был сравнительно невелик. В нем были киноклуб, дотированный ресторан, кафе на сто мест, возможность уехать на поезде в Париж, автостопом выбраться на природу или приготовить кастрюльку рагу в коммунальной кухне и съесть его с друзьями. Некоторые студенты изъявляли желание работать с детьми «из лачуг». Они помогали им с французским языком. Многие их современники ездили на мопедах «Веспа» или «Велосолекс», покупали пластинки, занимались макраме и ску-биду, чтобы своими руками сделать такие вещи, как брелки для ключей и абажуры для ламп; они посещали торговые центры, бывали в аэропортах и жили в условиях, более подходящих для развития сексуальных или любовных отношений. В Нантере друзья были либо препятствием, либо профилактикой волнений и отчужденности. Предназначенные для молодежи популярная радиопрограмма и журнал «Привет, ребята» рассматривались как форма отеческой опеки и почти совершенно были лишены интеллектуального содержания.

Студенческий бунт обещал расширить диапазон мероприятий и точнее спланировать услуги для молодежи. Однако при отсутствии денег эти мероприятия часто были символическими: можно было выставить портреты Троцкого или Мао Цзэдуна, съесть сэндвичи в лекционном зале, усыпать пол сигаретными окурками, организовать политические «группки».

По иронии судьбы, студенческие лидеры появлялись на телеэкране не просто как «люди в новостях», а как потребители и объекты визуального потребления. Они были, если процитировать субтитр в фильме Жан-Люка Годара 1966 г. «Мужское – женское», «детьми Маркса и кока-колы». Они обладали ходкими качествами молодости, изяществом и остроумием. Их длинные волосы согласовывались с такими коммерческими идолами молодых, как «Битлз» и Ален Делон. Хотя идеологические объекты ссылок студентов были особыми – Маркс, Ницше, Фрейд и другие, – их настроения были легко узнаваемы в песнях типа «йе-йе», которые главенствовали в хит-параде, еще демонстрировавшем некоторые признаки сегментации рынка, столь заметные в Великобритании и Америке: «Больше ничего не останется», «Я не знаю, чего я хочу», «Моя молодость уходит за дверь». Интервьюеры были склонны не замечать политико-философские дебаты и искали студенток, чьи лица и одежда соответствовали вкусам телезрителей. Они не пытались недооценивать или унижать их, хотя часто флиртовали с ними, чтобы вызвать хорошо выглядящую на экране телевизора реакцию или втянуть зрителя в процесс обольщения.

Документ 2

Документальный фильм о Нантере и «нантеризме» был снят общественной широковещательной компанией ОРТФ и показан на экранах 26 марта 1968 г. В нем с благожелательностью был представлен диапазон мнений студентов, и он разбудил в зрительской аудитории чувства, которые повлияли на изначальное восприятие майского бунта. Большая часть фильма была снята в маленькой, заполненной народом комнате, в которой двенадцать студентов-социологов ели вместе рагу, разложенное в две сковороды из нержавейки и чугунную кастрюлю. Сначала атмосфера была шумной и веселой.

Обычный антрополог, возможно, не счел бы этот фильм особенно ценным документом из-за вмешательства мужчины-интервьюера в речь главной интервьюируемой – привлекательной студентки, одетой в тонкий полосатый пуловер и короткую юбку. Она выглядела красноречивой, приветливой, довольно застенчивой, но стремящейся точно отвечать на вопросы. Камера показала ее лицо крупным планом и сделала ее глаза и рот центром внимания. В стесненных условиях в кадре периодически появлялись то прядь темных волос интервьюера, то его рука в черном пиджаке, поднятая, чтобы свериться с золотыми наручными часами. Студентка сидела подтянув голые колени к груди, и казалось, что интервьюер ее слегка затеняет. Сначала шум в комнате почти полностью заглушал некоторые ее ответы, но по мере продвижения интервью в комнате становилось заметно тише.

– Что вы изучаете?

– В прошлом году – социологию, а в этом я пишу диплом по демографии. На самом деле… я изучаю результаты исследований, проведенных по теме «Способность к воспроизведению потомства угнетенными женщинами».

– Это очень серьезная тема…

– Да. Эту тему я считаю действительно интересной, потому что она касается женщин.

– Вы раньше жили в Реймсе, вы говорили.

– Да, я жила в Реймсе.

– И вы жили в общежитии…

– Я здесь… уже второй год… Когда я приехала сюда в январе, я жила здесь тайком.

– Что значит «тайком»?

– Со своим молодым человеком… потому что у меня не было комнаты.