Горечь войны - Найл Фергюсон

Чтобы развеять страхи Министерства торговли перед “экономической катастрофой”, которую был способен вызвать повальный призыв, была создана система дающих бронь профессий, правда со сравнительно узким охватом 100. Более того, профсоюзные карточки (trade card), которые освобождали с конца 1916 года квалифицированных работников, состоявших в профсоюзах, от военной службы, были введены под давлением трейд-юнионов, а не в результате государственного планирования 101. Квалифицированные работники сельского хозяйства получили бронь только в июле 1917 года, горняков призывали до января 1918 года, а в апреле бронь была вообще полностью отменена под влиянием паники, вызванной германским весенним наступлением 102. Новое Министерство труда не смогло исправить дело – его полномочия быстро ограничила Национальная служба 103. Когда возглавлявший последнюю Окленд Кэмпбелл-Геддес подготовил в октябре 1917 года “бюджет живой силы”, он выглядел пугающе: количество имеющихся людей превышало количество требуемых на 1918 год всего на 136 тысяч 104. Еще в апреле 1918 года Геддес жаловался Ллойд Джорджу: “Адмиралтейство, Военное министерство, Министерство сельского хозяйства, Министерство труда и Национальная служба ловят рыбу в одном и том же пруду, а работодатели и работники стравливают нас друг с другом” 105. На четвертом году войны такое обвинение звучало просто поразительно.

В краткосрочной и долгосрочной перспективе проблему усложняла необычайная зависимость британской экономики от квалифицированной рабочей силы. Например, к началу войны 60% рабочих британских машиностроительных заводов считались квалифицированными. Специалисты по экономической истории отмечали, что это тормозило внедрение в Великобритании нового оборудования и технологий массового производства, так как, с одной стороны, квалифицированных рабочих можно было нанимать за вполне приемлемую цену, а с другой стороны, они могли сильно испортить работодателю жизнь при попытках навязать им стандартизированную сдельную плату 106. Возможно, именно поэтому Первая мировая война и стала водоразделом в истории британской промышленности 107. Потерю множества квалифицированных рабочих, погибших на фронте, не восполнить было некем. В Англии все же произошло пресловутое “разбавление квалифицированной рабочей силы” – и разбавлена она была кровью.

Это заставляет нас усомниться в идее Грегори о том, что британская система добровольного набора обеспечивала более справедливое распределение потерь, чем призывная система. Еще сомнительнее выглядит аргумент о том, что она “помогала сохранять политическую стабильность” 108. В действительности самым важным ее результатом была гибель квалифицированных работников, которым было бы лучше оставаться на своих рабочих местах. Именно они и были настоящим “потерянным поколением”. Тех, кого обычно так называют – пэров, мальчиков из частных школ, выпускников Оксбриджа 109, было намного проще заменить, да и, вероятно, в роли офицеров они были полезнее, чем в любом другом качестве. Энджелл предупреждал, что война способствует “выживанию негодных”. В Англии выжили неквалифицированные и необразованные 110.

Во Франции, где трудовых ресурсов было меньше, чем в других воюющих странах, рабочая сила использовалась неразумно по целому ряду причин, и не последней из них было общественное давление, требовавшее “равенства жертв”. Как и в 1790-х годах, в стране было принято считать, что “налог кровью” – l’impôt du sang — должны платить все, включая квалифицированных рабочих. Солдат, которых отзывали в 1915 году с фронта на военное производство, чтобы справиться со снарядным голодом, – к концу года среди рабочих снарядных заводов таких было около половины, – презрительно называли “уклонистами” (embusqués) 111. На долю отозванных из армии (без учета демобилизованных по ранениям) в ходе войны приходилось лишь 30% прироста рабочей силы во французской оружейной промышленности 112.

Нехватка рабочей силы создавала затруднения для всех экономик военного времени. Она позволяла рабочим добиваться повышения платы и/или уменьшать выработку, “снижая темпы” работы, а если руководство не шло на уступки, то и прибегая к настоящим забастовкам. Опыт одной – вполне типичной – компании показывает, как эти проблемы проявлялись в Германии. Сначала руководство гамбургской верфи Blohm & Voss попыталось воспользоваться слабостью профсоюза и компенсировать недостаток рабочих рук, удлиняя смены и повышая интенсивность работы. Мастера и мелкие начальники иногда доходили в этом до крайностей. В марте 1916 года даже вышло специальное распоряжение, запрещавшее запугивать недисциплинированных работников “отправкой в окопы” (см. слова Карла Крауса о том, что в военной риторике “геройская смерть” была одновременно честью и наказанием). Спустя еще год смены, длившиеся более 24 часов, были признаны непосильными 113. Рабочие противодействовали давлению начальства разными способами, в основном прибегая вместо коллективных забастовок к индивидуальным и спонтанным актам 114. Постоянно возникали трудности с дисциплиной: обеденные перерывы затягивались, работа делалась спустя рукава, участились прогулы, а сырье все время воровали (обычно на дрова). Вдобавок из-за высокого спроса на труд рабочие могли часто менять работу. И без того высокая текучесть кадров достигла беспрецедентного уровня, после октября 1916 года компаниям за год пришлось искать замену 10 тысячам работников. Положение не улучшил и принятый в декабре 1916 года Закон о вспомогательной службе, признававший право менять работу ради более высокой зарплаты 115. В результате заключенное в августе 1914 года соглашение об отказе от стачек постепенно перестало соблюдаться. В октябре 1916 года отказ Blohm & Voss повысить зарплаты привел к первой с начала войны крупной забастовке. Через четыре месяца забастовала верфь фирмы Vulkan, в мае 1917 года забастовка повторилась – спустя месяц после большой берлинской стачки, вызванной сокращением мучных пайков. Наконец, в январе 1918 года верфи были охвачены общенациональной волной забастовочного движения, пошедшей из Берлина. Эти забастовки традиционно считаются предвестниками ноябрьской революции 1918 года – если не причиной неминуемого поражения Германии, то, во всяком случае, его симптомом 116.

Вопрос опять-таки в том, насколько лучше обстояли дела в странах Антанты. Важный, хотя и неточный показатель – это рост зарплат за время войны 117. Для специалистов по социальной истории почти аксиома, что растущие в реальном выражении зарплаты – это хорошо. Поэтому многие старательно доказывают, что в Англии в этом отношении было “лучше”, чем в Германии. Между тем с экономической точки зрения это нонсенс. Для германской экономики военного времени стало бы катастрофой, если бы зарплаты в Германии росли так же быстро, как в Англии. При любом сравнении следует применять один-единственный критерий – росли ли зарплаты в соответствии с производительностью. Чем сильнее их рост опережает рост производства, тем менее эффективна экономика. Повышение стандартов жизни рабочих, конечно, крайне приятно самим рабочим, но не считается главным приоритетом для экономики в целом. Как показывает таблица 27, по этому параметру менее эффективной была военная экономика Великобритании, а не Германии. Приведенные в ней данные, как бы неточны они ни были, демонстрируют, что в Англии наблюдался рост зарплат, опережающий производительность, – то есть незаслуженный рост. В Германии зарплаты в реальном выражении снижались практически в полном соответствии со снижением промышленного производства.